«Хевра» тоже вроде присмирела, ничем особым себя не проявляла. В текучке армейских будней о блатняках совсем думать перестали. И напрасно. Витька Туманов, безалаберная, неприкаянная душа, вдруг выбрыкнул. И парнишка-то вроде открытый, бесхитростный, для товарищей последнего сухаря не пожалеет, и с виду тоже сама простота: худющий, тонкошеий, черты лица остренькие, воробьиные, и, как воробьиные яйца крапинками, веснушками мелкими усыпан, а поди ж ты, с характером оказался, чуть что не по нему – удила в зубы и вразнос.
К судимости своей легко отнесся: «Война все спишет. Мне бы только до фронта добраться – оправдаюсь!» – а на Шведова за насмешку пустячную обиду смертную затаил, а заодно и все его ближайшее окружение – Колычева, Махтурова, Кускова – к обидчикам пристегнул. Ничего умней не придумал, как в отместку к Карзубому прислониться.
После того как каждому взводу в землянке определенное место было отведено, очутились они на нарах рядом. Насторожиться бы Павлу следовало, а он их соседство чистой случайностью посчитал, не усмотрел опасного…
В один из дней штрафники всей ротой отрабатывали в поле тактическое занятие по теме «Стрелковая рота в обороне». Занятие полезное и интересное, тем более что учиться этому Павлу пришлось в основном на фронте. В училище преимущественно наступали.
С утра повзводно возводили на лесной поляне рубеж обороны. Руководитель занятия капитан Молоканов придерживался в обучении известного суворовского принципа и условностей не терпел. Окопы и ходы сообщения отрывали в полный профиль, по всем правилам оборудовали пулеметные гнезда и сектора обстрела для противотанковых ружей. Насыпали брустверы и замаскировывали их снегом.
Капитан Молоканов, припадая на левую ногу, поспевал из конца в конец, определяя позиции пулеметчиков и бронебойщиков, немногословно и толково излагал суть своих соображений и доводы, требуя исправлять ошибки и устранять недоделки. Павел, с пристрастием наблюдавший за его действиями, попытался мысленно представить, как развернул бы оборону он, окажись на месте Молоканова, и вынужден был ревниво признать, что в некоторых деталях капитан предвосхищал возможный оборот событий на участке значительно точней и глубже.
За полдень, когда рубеж обороны был готов полностью, Молоканов поднял роту в атаку на близлежащий взгорок. По сигналу ракеты штрафники вымахнули на бруствер и, вскинув наперевес лопаты, устремились на условного противника.
– Вперед! Урра-а!
Капитан с ракетницей в руке трусил сзади.
– Ложись!
Чертыхаясь, попадали на раскисшую, хлюпавшую землю. Ползли, озлобляясь на то, что вместо отдыха после окончания занятия придется долго сушить и чистить обмундирование.
– Рота! Отставить! Повторить сначала!
Недоумевая, потянулись опять в окопы.
– Что это такое?! – пробегая вдоль линии траншеи, возмущенно кричал капитан. – Это не рота в атаку бежит, а колхозное стадо к водопою несется. Сплошное удовольствие для вражеских пулеметчиков! Рассредоточиться! Цепью! Вперед! Марш!
Снова, отводя душу боевым кличем, бежали по вязкой целине, скользя и путаясь в полах шинели, но теперь не скопом, как в первый раз, а широким фронтом.
– Ложись! По-пластунски – вперед! – догонял сзади неумолимый голос Молоканова. – По-пластунски, а не на карачках!..
Падали и ползли снова, обливаясь потом, с ожесточением продирая тела по липкой весенней грязи.
– Рота! Короткими перебежками – вперед!
И так бессчетно раз, пока наконец не истощился запас вводных, круто менявших обстановку, и контратака на взгорок не прошла так, как хотелось руководителю занятий. А там – новое дело! Вместо законного перекура, в предвкушении которого были особо старательно преодолены последние метры до позиций противника, – атака в обратном направлении, на оставленный оборонительный рубеж. И опять – что за блажь такая?! – половину пути животами исполосили. Благо хоть без полной выкладки.
В полусотне метров от окопов залегли, прижатые к земле встречным пулеметным огнем.
– Гранаты к бою! По огневым точкам врага – огонь!
Вымещая злость, забросали пулеметные гнезда деревянными болванками, напоминавшими по форме гранаты.
– В штыки готовсь!.. Вперед!
Ворвались в траншею, «разметали» единым порывом врага, и дух вон. Теперь-то уж, кажется, все. Но не тут-то было.
Молоканов неутомим:
– Немцы по фронту! Приготовиться к отражению атаки!
«Да будет ли конец? Сколько можно измываться?» Штрафники начали поглядывать на Молоканова кто с тоской и унынием, а кто и с нескрываемой злобой. Но капитан и не думал униматься.
– На правом фланге у пулемета кончились патроны. Участок простреливается. Подносчики… – Указующий палец наугад упирается в обессилевших Сикирина, Покровского и Салова. – Цинки в руки. Ползком!..
Воспользовавшись тем, что Молоканов отвлекся, отдавая приказание «подносчикам», Тихарь, который находился в опасной близости от него, потихонечку попятился и, улучив момент, предусмотрительно юркнул на дно окопа. Но его маневр не ускользнул от внимания капитана.
– Фамилия?
– Порядников.