Штрафной удар, или Как офицерский штрафбат дошел до Берлина

В это время несколько попыток разведроты дивизии захватить немецкого "языка" оказались неудачными. Тогда задача добыть пленного была поставлена нашему батальону. Вначале была идея командира 38-й дивизии генерала Г. М. Соловьева провести силами штрафбата или хотя бы одной его роты разведку боем. Однако комбат нашел другое решение. Огневые средства противника в основном уже были выявлены ранее, а "языков" добыть решено было по-другому, так как разведка боем могла привести к ненужным потерям, особенно нежелательным перед наступлением. (Жалел штрафников наш "батя"!)

А вот что я прочел уже потом в книге генерала Горбатова:

Такой способ разведки я ненавидел всеми фибрами души - и не только потому, что батальоны несут при этом большие потери, но и потому, что подобные вылазки настораживают противника, побуждают его заранее принять меры против нашего возможного наступления.

Генерал упоминает и об указаниях маршала Рокоссовского, который предупреждал, что для сохранения внезапности и экономии боеприпасов разведки боем накануне наступления не предпринимать.

Видимо, наш комбат (к тому времени уже полковник) Осипов хорошо усвоил "науку побеждать", которой так уверенно владели и Рокоссовский, и Горбатов.

По замыслу комбата, наша 1-я рота и подразделения роты ПТР, которой тогда командовал капитан Василий Цигичко, на участке, где оборонялся мой взвод, должны были создать шумовую "видимость" (если можно так определить задуманное) строительства моста или переправы через реку. Особую инициативу и активность в этом проявлял плотно сбитый крепыш ниже среднего роста Вася Цигичко, отличавшийся удивительно пухлыми губами и обладавший негромким, но сочным басом. Болотистая местность и эти гиблые места, которые нашим войскам предстояло пройти с боями стремительно, почти безостановочно, предполагали необходимость строить хотя бы настилы или укладывать гати из жердей и бревен даже для легких орудий и нетяжелых автомобилей. Прикрывать наши действия было поручено соседней 2-й роте капитана Павла Тавлуя.

С этой целью на берег притащили несколько бревен (благо часть лесного завала уже была неопасна, мин там не было) и малыми саперными лопатками стали по ним стучать, имитируя то ли обтесывание бревен, то ли их сколачивание. А на противоположном берегу в прибрежных кустах, прямо напротив этого места, организовали мощную засаду, хорошо замаскированную.

В первую ночь "улова" не было. Зато во вторую, выдавшуюся светлой, наши наблюдатели заметили группу немцев, ползком пробиравшихся по болотистому берегу к месту "строительства". Тихо, без шума, накрыла их наша засада. Закололи штык-ножами от СВТ (самозарядные винтовки Токарева) гитлеровцев, сопротивлявшихся и пытавшихся подать сигнал своим. А троих с кляпами во рту, связанными доставили на этот берег, а потом, после беглого допроса, который провел мой писарь-переводчик Виноградов, отправили дальше - в штаб батальона.

Сразу три языка, и один из них офицер! И пошел на 8 штрафников, участвовавших в засаде, материал на полную досрочную реабилитацию (и тоже без "искупления кровью") и на награждение, пусть не орденами, а только медалями.

После удачного захвата вражеских "языков", чувствуя какой-то необычайный душевный подъем перед нашим переходом

в наступление, я написал заявление о приеме в члены партии.

В партию тогда принимали прежде всего воинов, отличившихся в боях. Быть коммунистом считалось не столько почетным, сколько ответственным. И не только за себя, но и за порученное тебе дело, доверенных тебе людей и за выполнение боевых задач.

Одна привилегия была у тех, кто по-настоящему дорожил этим званием первым вставать в атаку, первым идти под пули врага.

А заявления писали немногословные: "Хочу быть в первых рядах защитников Родины..."

Это уже потом, значительно позднее, я стал отличать коммунистов реальных, истинных от тех, кто вступал в ВКП(б), а потом и в КПСС, чтобы сделать карьеру или пролезть хоть и в небольшие (батальонные, полковые, а на гражданке - в районные), но руководящие партийные органы и более или менее высокие должности. Особенно они стали наглеть, эти псевдокоммунисты, во времена Брежнева - Горбачева, но и там, на фронте часть их выделялась своей неискренностью и лицемерием.

Примеры этому многим из нас были видны уже тогда, разгадывали мы их без особого труда, и были они, эти люди, откровенно чужеродными в среде боевых офицеров, над ними открыто подтрунивали, их сторонились, но с них - как с гуся вода. Хотя кандидатом в члены ВКП(б) я был с осени 1943 года, но только теперь, когда мне присвоили очередное воинское звание, а на моей груди красовался боевой орден, я решил, что мне не стыдно вступать в члены большевистской партии. И даже спустя очень много лет после тех огненных дней и ночей, я и теперь, в начале XXI века, горжусь тем, что именно тогда, перед решительными боями, за один день до перехода в наступление в политотделе 38-й Гвардейской Лозовской стрелковой дивизии мне вручили новенький партбилет. Это было для меня равноценно самой высокой правительственной награде.