Читаем Штрихи к портретам и немного личных воспоминаний полностью

Входите все. Во внутренних покояхЗавета нет, хоть тайна здесь лежит.Старинных книг на древних аналояхСмущает вас оцепеневший вид.Здесь в них жива святая тайна Бога,И этим древностям истленья нет.Вы, гордые, что создали так много,Внушитель ваш и зодчий — здешний свет.1901

Впрочем, когда наступало время решать, Блок не оставлял себе выбора, с кем быть: «Ведь я, Василий Васильевич, с молоком матери впитал в себя дух русского «гуманизма». Дед мой — А. Н. Бекетов, ректор СПб. университета, и я по происхождению и по крови «гуманист», т. е., как говорят теперь — «интеллигент». Это значит, что я могу сколько угодно мучиться одинокими сомнениями как отдельная личность, но как часть целого я принадлежу к известной группе, которая ни на какой компромисс с враждебной ей группой не пойдет», — писал он в феврале 1909 года нововременцу В. В. Розанову.

В самом же профессорском круге были люди из «старых» — к ним относилось домашнее окружение Блока, и «новых», одним из самых ярких представителей которых был Тарле. «Новых» в мир Бекетовых допускали не сразу. К ним долго приглядывались со стороны, особенно к еврейским выходцам. Отметим, что так много значивший для Блока дед — А. Н. Бекетов — после трагического разрыва дочери с мужем-выкрестом одним из первых в России заговорил о том, что в человеке важна не религиозная принадлежность, а этническая сущность, и что он в любом выкресте разглядит «жида».

Этим, наверное, отчасти и объясняется тот удивительный факт, что Блок учился в Петербургском университете с 1898-го по 1906 год, а Тарле в качестве приват-доцента появился в нем в 1903 году и не просто появился, а сразу же стал одним из самых любимых лекторов, о чем сохранились свидетельства даже представителей «враждебной группы» (говоря словами Блока). Так, например, жена ктитора Исаакиевского собора генерала Богдановича писала в 1904 году в своем дневнике: «В университете по понедельникам Тарле читает лекции о французской революции, после которых молодежь так возмущена, что каждый понедельник можно ждать беспорядка».

Ей вторит и представитель еще более ненавидимого Блоком сословия — протоиерией, профессор богословия Т. И. Буткевич, писавший в 1907 году, что Тарле «в прошлом году … сумел завлечь в свою аудиторию в С.-Петербургском университете чрезвычайное множество слушателей. Целые толпы молодых людей… теснились по всем университетским коридорам в часы его лекций. Стены аудитории чуть не трещали».

Был ли Блок среди этой молодежи? Скорее всего, был, но никаких записей он не оставил, а это значит, что Тарле его на убедил. Лишь через несколько лет, в 1911 году, Блок начинает настойчиво искать ответы на мучившие его вопросы, в том числе в опыте французской революции, история которой, написанная кумиром молодого Тарле — Т. Карлейлем, становится настольной книгой Блока. («Я читаю гениальную «Историю французской революции» Карлейля», пишет Блок 10 июня 1911 г.) К этой же книге Блок обращается и в 1917 году, работая в Чрезвычайной следственной комиссии. Следует отметить, что Тарле преодолел свое увлечение Карлейлем еще в 1901-м, но он ушел от Карлейля как историк, а Блок открыл его для себя как поэт.

В стихотворении Блока «Митинг» («Он говорил умно и резко…») есть такие слова об ораторе:

И в звоны стекол перебитыхВорвался стон глухой,И человек упал на плитыС разбитой головой.

Сюжет этого стихотворения очень напоминает эпизод из жизни Тарле — ранение в голову во время выступления у Технологического института в Петербурге на многотысячном митинге протеста по случаю «дарованных манифестом свобод». Лишь расхождение дат: стихотворение Блока было написано 10 октября, а Тарле был ранен 18 октября 1905 года, — говорит о том, что здесь имеет место простое совпадение. Впрочем, не исключено, что Блок ошибочно поставил эту дату позднее, «по памяти», так как, во-первых, основные митинги начались 17 октября, а во-вторых, после ранения Тарле сразу же была выпущена рисованная открытка, на которой он был представлен лежащим на мостовой с окровавленной головой.

И еще одно интересное совпадение: в 1907 году в Петербурге под редакцией одного из «стариков из «Русского богатства», «очаровательно» относившихся к Блоку — Н. Ф. Анненского вышла книга «Галерея шлиссельбургских узников» — (I часть), в которую вошла статья Тарле «М. А. Бакунин», и в этом же 1907 году (июль) Блок в Шахматово тоже пишет статью «М. А. Бакунин». И несмотря на все то, что было общим в их жизни до весны семнадцатого года, к своей встрече в Чрезвычайной следственной комиссии они пришли с очень несхожими взглядами и с бескомпромиссными настроениями. И грянул бой, который, судя по цитировавшемуся выше письму к матери, начал Блок.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Дом учителя
Дом учителя

Мирно и спокойно текла жизнь сестер Синельниковых, гостеприимных и приветливых хозяек районного Дома учителя, расположенного на окраине небольшого городка где-то на границе Московской и Смоленской областей. Но вот грянула война, подошла осень 1941 года. Враг рвется к столице нашей Родины — Москве, и городок становится местом ожесточенных осенне-зимних боев 1941–1942 годов.Герои книги — солдаты и командиры Красной Армии, учителя и школьники, партизаны — люди разных возрастов и профессий, сплотившиеся в едином патриотическом порыве. Большое место в романе занимает тема братства трудящихся разных стран в борьбе за будущее человечества.

Георгий Сергеевич Березко , Георгий Сергеевич Берёзко , Наталья Владимировна Нестерова , Наталья Нестерова

Проза / Проза о войне / Советская классическая проза / Современная русская и зарубежная проза / Военная проза / Легкая проза