«На финских вейках переехали из Швеции в Финляндию. Было уже все свое, милое – плохонькие вагоны третьего класса, русские солдаты. Ужасно хорошо было… Мимо нас прошел несколько раз бледный поручик, и когда мы с Ильичем перешли в соседний пустой вагон, подсел к нему и заговорил с ним. Поручик был оборонцем, Ильич защищал свою точку зрения – был тоже ужасно бледен. А в вагон мало-помалу набирались солдаты. Скоро набился полный вагон. Солдаты становились на лавки, чтобы лучше слышать и видеть того, кто так понятно говорит против грабительской войны. И с каждой минутой росло их внимание, напряженнее делались их лица. <…> Питерские массы, рабочие, солдаты, матросы, пришли встречать своего вождя… Кругом народное море, стихия.
Тот, кто не пережил революции, не представляет себе ее величественной, торжественной красоты. Красные знамена, почетный караул из кронштадтских моряков, рефлекторы Петропавловской крепости… Нас посадили в автомобили, а Ильича поставили на броневик… „Да здравствует социалистическая мировая революция!“ бросал Ильич в окружавшую многотысячную толпу»[167]
.Определяя тактику большевистской партии, выбор средств и методов борьбы в этот сложнейший период, Ленин устанавливает объективную возможность мирного развития революции.
Что это – агитационный «прием»? «Пересмотр взглядов»? «Забвение» опыта пятого года? Конечно, нет.
Еще в сентябре 1905 года Владимир Ильич, чуть ли не ежедневно призывавший пролетариат к вооруженному выступлению, писал, что если в России будут существовать реальные политические свободы, если будут созданы условия для свободного волеизъявления масс, для деятельности всех партий, в том числе и революционной партии рабочего класса, тогда
«мы обязаны будем пересмотреть весь вопрос о восстании заново, ибо для нас восстание есть лишь одно из важных, но вовсе не всегда обязательных средств завоевания свободного поля борьбы за социализм» [Л: 11, 258 – 259].
После февраля 1917 года в России как раз и сложилась такого рода чрезвычайно редкая и выгодная для трудящихся ситуация. Она характеризовалась не только тем, что на определенный период Россия (по меркам того времени) стала самой демократической страной мира. Не менее существенным являлось отсутствие насилия по отношению к народу со стороны эксплуататорских классов. И произошло это отнюдь не по их доброй воле…
В те дни монархист Шульгин, глядя на восставший народ, буквально скрежетал зубами в бессильной ярости: