Штрихкод греха

Я подошла немного поближе и спряталась за дерево.

— Так чё, Бурмаш? Угостишь нас еще? — спросил взрослый, но несколько худосочный парень. — Или уже спустил все свои мильоны?

Вся компания дружно заржала.

— Мильоны есть, — медленно, как бы нехотя, процедил невысокий, однако крепко сбитый паренек в черных джинсах и бейсболке, надетой козырьком назад. — Только тратить их направо и налево не хочу.

— Ага, в дело их пустить хочешь? — поинтересовался парень. — Прикупишь парочку-другую заводов, нефтяную вышку, чё еще хочешь, а?

— Да ему слабо, Витек, — подхватили мальчишки.

— Ладно, я пошел, прикуплю пока еще банку, — с достоинством ответил Бурмашин и, сплюнув себе под ноги, зашагал по направлению к кафе.

Вскоре он скрылся внутри помещения, а я пошла за ним.

Интерьер кафе можно было охарактеризовать как логово художника-абстракциониста, пребывающего в состоянии жесточайшей депрессии. Сплошные темно-серые краски, разбавленные непонятными пятнами грязно-красного цвета на стенах, изрядная паутина и далеко не первой свежести скатерти на пластиковых столиках.

Я вошла в кафе как раз в тот момент, когда Бурмашин уже расплачивался за купленное пиво и собирался выйти.

— Алексей Бурмашин? — строго спросила я мальчишку и преградила ему путь.

— Ну и чё? — независимо и в то же время испуганно спросил паренек.

— Поговорить надо, — сказала я, и, взяв его за руку, повела за собой к столику, стоявшему в дальнем углу кафе.

— Садись, — я указала глазами на стул, а сама расположилась на стуле напротив, предварительно стряхнув с сиденья шелуху от семечек.

— Я старший следователь прокуратуры по делам несовершеннолетних, Татьяна Александровна Иванова, — предельно официально проговорила я. — Отвечай, куда дел украденную запаску Анатолия Михайловича?

— Какого… Анатолия… Михайловича, — запинаясь, спросил Бурмашов.

— Анатолий Михайлович Решетников, житель этого поселка, — отчеканила я, — или у тебя память отшибло?

— Дядя Толя? Так я только…

— Что «только»? Только навел? Отвечай быстро! — прикрикнула я.

— Я не воровал, чесслово, просто один мужик приехал в поселок и…

— Ну?

— В общем, он попросил… помочь… помочь донести до машины и…

— К кому приезжал этот мужик?

— К дяде Коле, — тихо проговорил мальчишка и опустил голову.

— Фамилию назови! Что из тебя тянуть все надо?

— Агафонников он.

— Так. И ты, значит, совершенно спокойно помог вору?

— Да я разве ж знал? Я по дороге шел, а он колесо катил. «Помоги, — говорит, — донести до машины». Я только потом понял, откуда он его…

— И до сих пор молчал? А теперь деньги тратишь, которые он тебе дал?

Бурмашин ничего не ответил, он так и остался сидеть с опущенной головой.

— Значит, так, сейчас же пойдешь и расскажешь все вашему участковому, — тоном, не допускающим возражения, сказала я.

Бурмашин тотчас же вскочил.

— Сядь, я еще не закончила, — остановила я его.

Парнишка послушно опустился на стул.

— Ты ведь знаешь, что тринадцатого мая в лесополосе расстреляли машину с людьми?

— Так это не я!!! — Бурмашин снова вскочил со стула, теперь уже в сильном испуге.

— Да сядь ты! Чего как ванька-встанька? Тогда кто? Витек ваш мог на такое пойти?

— Да никогда! Что мы, отморозки какие?

— А в лесу тринадцатого мая были, — снова утвердительно сказала я.

— А чё? Нельзя, что ль? Лес, он общий.

— Что вы там делали?

— Ну… пройтись решили. Надоело все время здесь торчать.

— Пройтись они решили. Не проспект все-таки, а лес. Ладно. Сколько вас было?

— Ну, все мы: Витек, я, Вовчик, потом еще два пацана.

— Выстрелы слышали?

— Да. Слышали.

— А кроме выстрелов еще что-нибудь слышно было?

— Как машина проехала потом, услышали.

— А саму машину видели?

— Мельком только. Она быстро проехала.

— Можешь назвать цвет, номера? Какие-нибудь приметы? Может, фара была разбита?

— Не, фара вроде целая была. А номер помню: «Т75А3». Цвет — серебристый, «Ауди» это была, тетенька.

— Татьяна Александровна, — напомнила я. — Надо же, запомнил и цвет, и номер.

— У меня память на цифры хорошая.

— Ну, быть, значит, тебе знаменитым математиком. Только ты бросай этим заниматься, ворам помогать. А то это плохо может закончиться. Все понял насчет запаски?

— Все! Сделаю, как вы велели! Так я пойду?

— Иди, — разрешила я.

По дороге из кафе я заехала к Решетниковым.

Анатолий Михайлович как раз находился у калитки.

— Татьяна, ну что? Поговорили с ребятами?

— Поговорила и прояснила некоторые моменты. Анатолий Михайлович, берите за жабры вашего участкового и ступайте к Николаю Агафонникову. К нему кто-то приезжал и ваше колесо забрал, — коротко объяснила я суть дела, не заглушая мотор.

— Татьяна! Вы и это успели выяснить? Ну, у меня просто нет слов! — И Решетников прижал руку к сердцу.

Я помахала ему рукой и стала выруливать на главную улицу. Все-таки непонятно, почему парень сказал, что цвет у машины был серебристый, а Клавдия Даниловна утверждала, что машина была темно-синяя, в общем, темная. Или это были две разные машины?