— А если тебя уволят? — уже окончательно для спокойствия переспросила она. Вряд ли он предлагает, не обдумав последствий по работе, но все же… Для внутреннего баланса этот вопрос следовало прояснить.
— Солнышко, если даже меня и уволят — у меня проблем меньше будет, — вздохнул Егор, — меньше учебных планов, конференций и больше проектов. Но меня не уволят. Уж слишком хорошо я работаю, сам бешусь от собственной ответственности. И ты, знаешь ли, очень хорошо учишься, чтоб подозревать, что ты со мной, чтобы выбить послабления по учебе. Хотя, если станет известно, что я тебя не только трахаю — тут может быть скандал, да. Но, в конечном счете — не так уж это мне и повредит. Да и откуда узнают, ты хочешь нажаловаться?
Танька прикрыла глаза. Нет, это все сон. Ну не может такого быть, чтобы Васнецов ее… уговаривал переехать к нему. А выглядело это все именно так.
— Тань, если ты устала, я могу завтра зайти, — тихонько произнес Егор.
— Да нет, — хотя Танька и чувствовала себя уставшей, ей не хотелось, чтобы Егор уходил, — я просто… думаю.
— И что надумала?
— А это не будет… слишком быстро? — Танька коснулась пальцами ключей.
— Слишком быстро — это трахаться до того, как в принципе осознали взаимность симпатий, — Егор ухмыльнулся, — а когда секс уже есть, но где и как попало — это хрень какая-то, солнышко. И потом… Я тебе не предлагаю въезжать ко мне навсегда. Только пока не снимут диагноз. Потом можешь сбежать в свое общежитие и снова мотаться ко мне на ночь, раз ты так меня боишься.
Это не был страх. Точнее, это не был страх перед Егором. Это был страх перед тем, что она надоест ему быстрее, чем могла бы. Сейчас о ней еще и нужно было заботиться. Больше всего на свете Танька не любила быть слабой. Нуждаться в помощи. Кого-то утомлять своей слабостью. Быть обузой. Но… Но отказаться от предложения Егора… Не хотелось. Не моглось. Если была возможность побыть рядом с них хоть сколько-нибудь времени, то отказываться от нее сейчас было совершенно невозможно.
— Я согласна, — Танька сгребла ключи в горсть и сунула их под подушку, — ты мог бы даже не уговаривать так-то.
— Ну, кто тебя знает, — тепло заметил Егор. — Совместная жизнь — это в принципе серьезно. Даже на пару недель.
Ну, за пару недель Танька вряд ли поправится… Хотя не нагло ли ей рассчитывать на больший срок? Ладно, посмотрим, сколько он ее вытерпит. Блин, а как она потом сможет уехать? Уже сейчас казалось, что она будет готова остаться с ним — хоть даже в роли коврика в ванной. А-а-а! Так, стоп, эти мысли стоило отставить. Это просто эйфория, ничего больше. На самом деле — нет, она сможет уйти, она уйдет от Егора и, в принципе, насовсем, когда он скажет, что устал от нее. Что там будет в душе твориться — это вот неважно. Совершенно. Чувства — это же вторичное, да? Разве им не нужно будет заткнуться когда разрыв все-таки случится, просто потому, что она очень многое для их удовлетворения делала сейчас.
— Мама будет в шоке… наверное, — отстраненно произнесла Танька, — но я переживу.
Мама, мягко говоря, могла и офигеть, и даже прикинуться, что у нее сердечный приступ, и попытаться воззвать к Танькиному здравомыслию, и отговорить ее от этой сомнительной затеи. Вот только, если Танька могла легко отказаться от любого из оказывающих ее внимание сверстников, отказаться от предложения съехаться с Егором — значило все равно, что отказаться от ноги. Так что маме придется выпить валидола и оставить Таньку в покое.
— Выспись, солнышко, ладно? — Егор осторожно сжал в своих руках Танькины пальцы. — Врач сказал — можно забрать тебя в конце недели, смотря по твоей динамике. Так что не скандаль, лежи, отсыпайся. Завтра я съезжу за твоими вещами.
— Может, я сама? — встревожилась Танька.
— Если ты переживаешь, что я увижу весь запас твоих трусов, то ты немного поздно спохватилась, — безжалостно улыбнулся Егор, — я собирал твои вещи для больницы и особой разницы между пятью трусами и семнадцатью я не вижу.
Ну, блин… Пересчитал? Серьезно?
*миелофон — прибор для чтения мыслей (Алиса Селезнева, Кир Булычев)
Выписка
«В конце недели» обещанное лечащим врачом Таньки в конечном итоге вылилось в почти что неделю, и только во вторник врач, недовольно хмурясь, согласился разрешить выписку на амбулаторное лечение.