Штучки-дрючки в Провансе

Гийом Монкорже вел открытую машину одной рукой, а другой весело жестикулировал, давая комментарии всему, что они видели. Таня повязала на голову косынку, и она летела за ней, мешая и одновременно доставляя удовольствие, потому что в нее набирался теплый ветер.

Поместье, которое на карте было обозначено как «Лоза и роза», оказалось окруженным высоким белым забором. Таня подошла и потрогала ладонью его шероховатую поверхность. Ворота были заперты, и заперты крепко. Дорога ныряла под них и исчезала бесследно. С первого взгляда становилось ясно, что внутри никого нет и пытаться проникнуть туда бессмысленно – в доме наверняка имелась сигнализация. Но не станешь же проверять! И ради этого лезть через забор, забавляя антиквара.

– Ну вот, – сказал Монкорже, остановившись на обочине дороги и раскинув руки так, будто хотел предложить Тане весь Прованс сразу. – Это и есть ваша цель. Что собираетесь делать?

– Хочу просто постоять, подышать воздухом, – неуверенно ответила девушка.

Не будет же она рассказывать ему, что питала безумную надежду обнаружить в этом поместье жизнь, войти туда и спросить про Павла. Почему-то ей казалось, что раз именно у него на руках была карта здешних мест, то он и находиться должен где-то поблизости.

– С юга к дому примыкает еще одна дорога, – сообщил антиквар. – Если не боитесь испачкать туфли, можете прогуляться. Полагаю, это не займет много времени.

С этими словами он направился к машине, достал из багажника раскладной стульчик, какую-то книгу, добыл из кармана футляр с очками и демонстративно устроился в тени платана с невероятно красивым пятнистым стволом. Тане ничего не оставалось делать, как последовать его совету. Перескакивая через вывороченные комья земли, покрытые ржавой накипью, она двинулась вдоль забора. Когда ее ослепляло солнце, его поверхность казалась черешнево-розовой, а потом расцветала огненными пятнами.

За очередным плавным изгибом открылась, наконец, южная часть поместья. На каменистом проселке Таня увидела допотопный автомобиль, который показался ей пришельцем из прошлого – такой он был древней конструкции. Кажется, она видела что-то подобное на выставках и на фотографиях в старых журналах. Возле ворот, запертых так же крепко, как и те, первые, стоял седой старик и задумчиво смотрел вдаль. Таня боялась подойти незаметно, чтобы не напугать его, не разрушить покойную, разлитую в воздухе тишину. Ей хотелось, чтобы старик обернулся и сам увидел ее, но он о чем-то глубоко задумался и, казалось, вообще не замечал ничего вокруг. Налетавший то и дело ветер раздувал его белые волосы, трепал их, взъерошивал, а потом мчался дальше, вспенивая заросли душистой фиалки.

Неожиданно краем глаза Таня заметила возле стены какое-то движение и посмотрела в ту сторону. Сверху, из широких трещин ограды, на дорогу сыпалась каменная крошка, похожая на белую муку. В какой-то момент Тане вдруг показалось, что большой неровный камень, венчавший крепкую дугу ворот, пошатнулся, качнувшись на самом краю, словно раздумывал, свалиться вниз или еще подождать. Старик стоял неподвижно, в опасной близости к нему, и у Тани на секунду замерло сердце. Следующий порыв ветра был сильнее предыдущего, и девушка так стремительно рванулась вперед, что земля буквально выпрыгнула у нее из-под ног. Девушка закричала и успела толкнуть старика в тот момент, когда червивая от времени глыба рухнула на то место, где он только что стоял. Перевернулась несколько раз и замерла, осыпаясь мелким меловым крошевом.

Потом была сумятица объяснений, нервный смех и ободранные ладони, которые они вытирали бумажными платками, добытыми из объемистой Таниной сумки. Старик щурил выцветшие от времени глаза, печальные, как у старого пса. Стряхивая пыль с одежды, он сказал:

– Вот так работаешь не покладая рук, чтобы добиться желаемого, и находишься уже почти у цели, и думаешь, что еще немного – и покоришь весь мир. И в этот момент на тебя падает камень, сорвавшийся с верхушки старой ограды, и прихлопывает, как муравья.

– Слава богу, все окончилось хорошо.

– Я ваш должник, мадемуазель. И просто обязан сделать для вас что-нибудь столь же впечатляющее. – Он оставил в покое свою куртку и совершенно серьезно спросил: – У вас есть заветное желание?

– О, у меня столько желаний! – горько улыбнулась Таня и безнадежно махнула рукой.

– У вас что-то случилось? – Глаза старика слезились от ветра. Он стоял, опустив руки вниз, в той же самой позе, в которой Таня застала его, вынырнув из-за поворота.

– Да, случилось кое-что, – ответила она и посмотрела на свои содранные ладони. Они горели огнем.

Странно, но не ответить ему оказалось невозможно – он был немолод, и на его лице лежала патина голубоватых вен и старческих пятен, как на старинной бронзе.

– Здесь, во Франции? – продолжал настаивать он.

– И здесь, и вообще... Больше всего на свете я хочу вернуться домой, найти одного человека и сказать ему, как я его люблю, – произнесла Таня с тоской.

Смотрела она при этом вдаль, на поля, словно разговаривала или сама с собой, или с Господом Богом.