— Приуныли мы с командиром роты, — признался он. — Думали, думали и решили сколачивать актив в каждом взводе. Ротный пошел в первый взвод, я — во второй. Мне повезло: во взводе было два пожилых бойца, неплохо говоривших по-русски. Один до армии работал бригадиром в колхозе, другой — старшим Чабаном. Ротный тоже подобрал подходящих ребят. Так у нас образовался актив. С его помощью мы разъясняли солдатам все злободневные вопросы, воспитывали людей.
Большое испытание выпало на долю роты в районе хутора Верхне-Кумского. Едва рассвело, как заговорила фашистская артиллерия, затем послышался шум танковых моторов. На нас двигалось около тридцати машин. Я с тревогой всматривался в бледные лица своих бойцов, прижавшихся к стенкам траншей.
Весь день длился бой. Танки несколько раз откатывались и снова кидались в атаку. Поле было усеяно трупами немецких автоматчиков и горящими машинами. К вечеру фашистам удалось захватить половину хутора, но дальше они не прошли. Рота не дрогнула, не отступила. Среди бойцов я уже видел немало будущих коммунистов, проверенных огнем. Через несколько дней пятеро самых отважных были приняты в партию. Стали коммунистами и наши активисты…
После оживленной беседы в штабе мы выехали во 2-й механизированный корпус, к генерал-майору К. В. Свиридову. «Что встречу здесь? Быть может, еще большую недооценку артиллерии, расчет только на танки?» — тревожно размышлял я в пути. К счастью, тут все оказалось иначе.
Свиридов жил на окраине небольшой станицы, раскинувшейся на обрывистом берегу тихого Дона. Входя в его комнату, я услышал, как Карп Васильевич отвечает кому-то по телефону:
— Раз Федор Иванович дал такие указания, то выполняйте их так же, как и мои!
Не зная, о ком и о чем идет речь, я все же с удовольствием отметил про себя: «Да, здесь командир корпуса с уважением относится к подчиненному и его действиям». Подумал и с удовольствием залюбовался гвардейской выправкой генерала. Как я узнал позднее, он был хорошим спортсменом и прекрасным стрелком.
— Знакомитесь, говорите, с войсками, — тихо повторил генерал. — Это хорошо. Вы имеете прекрасную возможность посмотреть нашу боеспособность. — И Свиридов предложил сразу же отправиться на стрельбище, где проходили учения механизированной бригады.
Через час мы были на кургане, откуда начальник штаба корпуса и командующий артиллерией полковник Ф. И. Петюшкин руководили занятиями. Все здесь говорило о дружной работе и хороших служебных взаимоотношениях пехотинцев с артиллеристами.
— Как идут дела? — поинтересовался я.
— Очень плохо, товарищ генерал! — ответил Петюшкин. — Солдаты из нового пополнения пока действуют неуверенно.
Действительно, атакующие цепи перемешались, расчеты с орудиями отстали, а танки подолгу задерживались на месте перед выстрелом.
Самое холодное сердце вскипит при виде такого беспорядка. Но командир корпуса, оставаясь внешне спокойным, властным тоном приказал трубачу играть сигналы «Отбой» и «Сбор командиров».
— У вас как в мирное время, — заметил я.
— Во всем должен быть порядок, и особенно на учении с боевой стрельбой, — строго ответил Карп Васильевич.
Чувствовалось, что у командира большой опыт. Свиридов прошел немалый жизненный и боевой путь, служил еще в царской гвардии в должности фельдфебеля.
Когда собрались офицеры, командир корпуса приступил к разбору. Сначала выступил начальник штаба, затем Петюшкин. Он очень толково и немногословно указал на недостатки. Свиридов, видимо довольный своим командующим артиллерией, шепнул мне:
— Хорош у меня начарт, правда? Силен! Силен! Не кричит, не ругается, а нарушить его приказ никто не осмелится.
Закончив разбор, Свиридов разрешил батальону час отдыха и, обращаясь к Петюшкину, объявил:
— А мы с вами, Федор Иванович, проведем еще одно показное учение с офицерами и сержантами. Ротой командовать буду я, а батареей вы.
Учение проходило весь день. Все шло, как в доброе мирное время, только изредка пролетавшие на большой высоте самолеты напоминали о близости врага. Офицеры и сержанты много полезного позаимствовали у старших начальников. В конце занятий они увереннее и точнее решали тактические задачи.
Здесь же присмотрелся я к начальнику штаба артиллерии корпуса майору М. А. Кацу. Это был стройный молодой человек с красивыми, выразительными глазами и вьющимися волосами, энергичный, жизнерадостный. Я спросил о нем Свиридова.
— Да, это герой, — ответил комкор, — настоящий одессит в самом лучшем смысле слова. Быстр и точен. Не растеряется в любой обстановке. — И тут же задал ему вопрос: — Товарищ Кац, через сколько времени может прибыть сюда дивизион «катюш»?
— Через полчаса.
— Вызывайте! — сказал Свиридов, поглядывая на часы.
Ровно через тридцать минут явился командир 408-го отдельного гвардейского минометного дивизиона, а спустя три минуты дивизион занял огневые позиции.
— Как вы определили время? — удивился я.
— Очень просто, — ответил Кац, — время обеденное, все бойцы возле кухонь. Сигнал тревоги — и дивизион на машинах. Расстояние в пятнадцать километров они проходят за двадцать — двадцать пять минут.