Штурм

— Георгий Федорович, — прервал его Сергеев, — Кошевой — хитрый мужик, никуда Дрыгина из дивизии не отпускал. Помните, во время боев в Донбассе майора хотели послать на курсы. Кошевой упросил вас оставить его на месте. Дрыгин очень много работает над собой. На днях я был в госпитале. Встретил там Дрыгина. Он изучал карты, графики артиллерийского наступления, таблицы по переправочным средствам. Молодец, не теряет зря времени и готовится к боям. То же делали и другие раненые командиры.

В Донбассе, а потом и на реке Молочной мне иногда приходилось встречаться с майором А. С. Дрыгиным. Как-то на досуге Анатолий Семенович рассказал, что окончил сельскохозяйственный институт. До войны в армии не служил, прошел лишь месячные лагерные сборы. Поначалу был политруком роты, затем стал комиссаром батальона. Комдив генерал П. К. Кошевой, присмотревшись к боевому комиссару, назначил его командиром гвардейского батальона. А через год Дрыгин уже командовал полком. И вот сейчас отважный майор смело брался за решение новой боевой задачи на Кинбурне.

3 декабря после артиллерийской подготовки наши бойцы поднялись в атаку. 70-й полк атаковал хутора справа, а 71-й полк во главе с майором Т. И. Степановым обходил неприятеля слева. Парторг старший лейтенант П. И. Сизов[11] подбежал к крайнему дому у берега лимана и увидел в лодке румынских солдат. С лодки сообщили, что командир 1-го батальона 12-го румынского полка майор Байкояну Ион согласен сдаться, если русский офицер гарантирует жизнь пленным. Сизов поклялся честью советского офицера, и вскоре к берегу подошли три шлюпки.

Старательный помощник командира полка по хозяйственной части угостил пленных хорошим обедом и даже водкой.

— Теперь можно приниматься за выполнение плана Ермоленко, — сказал инструктор политотдела капитан Юрий Иннокентьевич Кириленко, обращаясь к командиру полка. — Он считает, что можно и нужно перетянуть румынский полк на нашу сторону без потерь. Есть, знаете, такое мощное оружие, как политическая пропаганда. Вот мы его и используем.

— Не промахнемся? — словно сомневаясь в силе пропагандистского оружия, спросил командир полка.

— Будьте уверены, — строго возразил капитан, — промашки не будет. Наша агитация дойдет до сердца румынских солдат.

Убежденность капитана покорила Дрыгина, он проникся уважением к Юрию Кириленко и уверенностью в успех задуманного мероприятия.

Капитан тут же взялся за дело. Он пришел к пленным, тепло, по-дружески рассказал им о благородной миссии нашей армии, несущей порабощенным народам освобождение от гитлеровского рабства.

— Мы отпускаем вас к своим, — как бы между прочим бросил Кириленко, будто речь шла о чем-то обычном в практике советского офицера. — Идите в полк и расскажите обо всем, что вы видели здесь, о нашем отношении к вам.

Солдаты переглянулись, капитан уловил на их лицах тень сомнения. И Кириленко постарался рассеять это недоверие.

— Можете не сомневаться, хлопцы, у нас слово не расходится с делом. Мы не только отпустим вас, но даже поможем перебраться через наш передний край.

Солдаты весело заговорили, их смуглые лица озарились улыбками.

После непринужденного разговора с румынскими солдатами Кириленко заглянул на огонек к майору Дрыгину. Анатолий Семенович о чем-то оживленно спорил с начальником оперативного отдела штаба армии полковником С. Б. Вольфманом. Умный, беспокойный полковник не мог усидеть в штабе, когда полки готовились к выполнению важной боевой задачи. Семен Борисович успел побывать в ротах, проверить состояние оружия, проинструктировать командиров о том, как лучше и успешнее очистить Кинбурн от противника. Оставалось лишь выслушать еще раз мнение политработника.

— Ну, что вы скажете, капитан? — спросил Вольфман.

— Дело сделано, убежден, что пленные расскажут правду о нас, и полк сложит оружие без боя, перейдет на нашу сторону.

— Цыплят, говорят, по осени считают, — тихо отозвался Дрыгин. — Ну да будем надеяться, что все будет хорошо.

— Тогда начинаем, Анатолий Семенович, — спокойно сказал полковник.

…Майор Байкояну написал записку офицерам своего полка и подчиненным солдатам, сообщил о хорошем обращении русских с пленными и рекомендовал сдаваться. Вечером с этой запиской пленные солдаты Сакарьяну Танае, Хриско Григорий и Сюрарю Джерди ушли к своим.

На другой день у нас появились первые перебежчики. Они рассказали, что видели посланцев майора, которые призывали всех солдат сдаваться в плен, затем пошли к командиру полка подполковнику Пискулеску и отдали ему записку майора Байкояну.

Однако сопротивление румын не ослабевало. Неоднократно нам приходилось поднимать свои роты в атаку, но каждый раз сильный пулеметный огонь преграждал путь нашим солдатам. Потом стало известно, что командир эсэсовской роты автоматами подгонял румынских солдат, расстреливая тех, кто пытался уйти в плен.

Кое-кто уже стал сомневаться в «затее» начальника политотдела. Но тот стоял на своем.

— Стемнеет, и румыны сдадутся, — говорил подполковник Н. Д. Ермоленко. — Я уверен, что они будут с нами в одном строю.