Штурм

— Ну, это, конечно, еще не второй фронт. Можно привести любопытные данные: к концу сорок третьего года на Восточном фронте Гитлер держал около двухсот шестидесяти дивизий, а во Франции и Италии — меньше семидесяти пяти. После высадки англичан и американцев в Италии Гитлер позволил себе снять тридцать дивизий из Франции и перебросить их на Восточный фронт. Выводы делайте сами. Готовьтесь серьезно и быстро.

Когда Бирюзов прощался с нами, я спросил его:

— Неужели нельзя хотя бы на неделю отсрочить наше наступление на Крым?

Мне показалось, что генерал испытывает то же беспокойство, что и все присутствующие. Поразительно короткий срок отводился на подготовку одной из серьезнейших операций. Но он ответил четко и лаконично:

— Во-первых, неделя ничего не даст, а во-вторых, мы с вами старые солдаты и знаем, что такое приказ.

К вечеру мы приехали в поселок Кременчук, где разместился новый командный пункт. Это в десяти километрах от Перекопа. Сюда, поближе к новым корпусам, уже успело перебраться и полевое управление нашей армии.

Штаб армии в эту ночь напоминал растревоженный муравейник. Артиллеристы до утра не сомкнули глаз. Проверялись расчеты по подавлению батарей противника, планировался вывод армейской артиллерии и 13-го корпуса на огневые позиции. А едва забрезжил рассвет, мы с начальником штаба Кацем и начальником отделения разведки Дмитриевым уже были в пути — знакомились с вновь прибывшими частями.

В совхозе «Червоный чабан» встретились с генералом Чанчибадзе. Поговорили об обстановке, и обоим стало ясно, что к назначенному сроку не успеем подготовиться так, как хотелось бы. Таврическая весна в разгаре, а она обычно бывает затяжной — то солнце припекает, то несколько дней подряд идут дожди вперемешку со снегом. Вот и сегодня грязь непролазная. Даже «студебеккеры» еле ползут колоннами. Части опаздывают, боеприпасов на станциях много, а на позиции их подвезено мало.

С трудом добрались до хутора Ставки, где разместился штаб 55-го стрелкового корпуса. Командира корпуса генерал-майора П. Е. Ловягина мы встретили при выезде из хутора. Короткая беседа у машины о применении дымовых завес живо напомнила мне, что комкор до войны был начальником Академии военно-химической защиты. Старый химик всегда стремился использовать свои знания на фронте.

В штабах артиллерии 54-го, 55-го корпусов и 2-й гвардейской артиллерийской дивизии прорыва мы долго проверяли данные о противнике, изучали карты и схемы, на которых были показаны артиллерийские позиции врага. В итоге пришли к выводу, что все эти данные во многом устарели или нуждаются в тщательной проверке. На схемах числились батареи, засеченные звукоразведкой два месяца назад. Прав был генерал Бирюзов, говоря, что все надо начинать сначала.

Сроки подготовки к наступлению истекали, а работы было непочатый край.

Опасный промах

Во время подготовки к штурму Турецкого вала нам предстояло на открытой местности развернуть около 25 артиллерийских полков и бригаду гвардейских минометов. Трудности усугублялись еще и тем, что их приходилось размещать на сравнительно небольшом участке в тридцать квадратных километров. Перемещение частей тоже оказалось весьма сложным делом. Наступила весенняя распутица. Дороги развезло.

Поручив контроль за передвижением полков начальнику штаба подполковнику Кацу, я продолжал руководить разведкой и планированием артиллерийского обеспечения наступления, переезжая из одного корпуса в другой. Как-то поздно ночью Кац позвонил мне и доложил, что сотни орудий застряли на дорогах в грязи.

Командующий армией, узнав об этом, метал громы и молнии.

— Иван Семенович, беда! — сообщал мне полковник Левин. — Захарову доложили, что артиллерийские полки придут на позиции с опозданием в самом лучшем случае на трое суток. Что с ним творится — трудно тебе передать. Он во всем винит Каца и хочет отдать его под суд Военного трибунала.

Действительно, мы недооценили трудности передвижения частей, плохо организовали марш и поэтому запаздывали с выходом в новый позиционный район. В первые двое суток некоторые артиллерийские полки прошли всего сорок километров и — что самое страшное — сожгли все горючее. Оставалось всего несколько дней до штурма, а предстояло еще преодолеть полтораста километров непролазной грязи.

Через четверть часа после разговора с Левиным я выехал в штаб армии. Вспомнил, как в начале 1942 года предали суду офицера штаба артиллерии Северо-Западного фронта за то, что четыре артполка не были своевременно выведены на позиции, и мне стало не по себе. Военный трибунал тогда милостиво обошелся с ним, разжаловав в рядовые.

В штабе артиллерии бросилась в глаза суета, нервозность и характерная в подобных случаях бестолковщина. Позвал Каца, начальника оперативного отделения подполковника А. Д. Ханадьяна и своего заместителя по противовоздушной обороне, попросил рассказать о перемещении войск. Кац доложил, какой разнос учинил ему командарм.

— Скажите лучше, какие меры вы приняли?

Он не успел ответить. Меня попросил к телефону прокурор А. М. Березовский.