Штурм

Как говорится, обе стороны были ошеломлены неожиданной и малоприятной встречей. Мы остановили машины. Несколько секунд полнейшей тишины. Гитлеровцы с удивлением смотрят на нас, мы — на них. Наконец с земли вскочил обер-лейтенант и приложил руку к пилотке. Потом повернулся к роте и резко подал команду. Солдаты зашевелились, поднялись и вытянулись по стойке «смирно». Обер-лейтенант, видимо, принял Чанчибадзе в его импозантной папахе за главного. Четким шагом он подошел к машине и доложил о сдаче в плен остатков роты.

Выяснилось, что они давно уже решили сдаться, но не знали, куда идти. Мы указали направление и собрались ехать дальше, но командир роты стал убедительно просить дать им для сопровождения хотя бы одного солдата.

Пришлось удовлетворить просьбу, и через несколько минут ординарец Чанчибадзе, заткнув револьвер за пояс, с важным видом шествовал на Ишунь впереди немецкой роты.

* * *

Обгоняя свои войска и обозы, мы на «виллисе» мчались к Черному морю. Передовой отряд генерала Цаликова должен был только к полудню подойти к Евпатории. Туда же спешили и оккупанты. Теперь они мечтали лишь об одном: побыстрее попасть в порт, занять место на судне и эвакуироваться. Чтобы как-то обеспечить бегство морем, фашисты решили создать оборону в десяти километрах севернее Евпатории. Они спешно стали рыть окопы, устанавливать пулеметы. Не успели закончить эти работы, как сюда с севера подоспел на автомашинах передовой отряд 3-й гвардейской стрелковой дивизии. Немцы обстреляли его. Две машины уткнулись в кювет.

Отряд мгновенно разбился на две колонны и, обходя разрозненные группы противника, с ходу ворвался в Евпаторию. Тогда гитлеровцы бросились к порту, но опоздали: их там встретили пулеметным и минометным огнем. Для оккупантов остался один выход — сдача в плен, и они подняли руки.

Мы подъехали к Евпатории через несколько минут после ее освобождения. Вдали синело море. В беспредельном голубом просторе темными черточками застыли катера.

Над городом плавает дым. То и дело раздаются автоматные очереди. Это передовой отряд и первые роты гвардейцев выбивают из домов остатки фашистов.

Внезапно справа и слева от нас ожесточенно застрекотали автоматы и пулеметы. Вскоре нам стало известно, что 9-я румынская кавалерийская дивизия, отступая от Ак-Мечети, пытается пробиться в Евпаторию, к кораблям для отправки на родину. Ее, конечно, не пустили в город. Под напором гвардейцев кавалеристы рассыпались по степи и устремились к Севастополю.

— Молодец Цаликов! Даже без соревнования с Тымчиком на целые сутки раньше срока ворвался в Евпаторию. Посмотри, Иван Семенович, город-то цел, только в некоторых местах горит, — радуется Чанчибадзе, осматривая Евпаторию с горы.

В бинокль лишь кое-где видны остовы разрушенных зданий. Белые домики, укрытые зеленой листвой, в этот яркий солнечный день кажутся свежими, веселыми.

Однако уже на первой улице мы с болью в сердце увидели, что натворили здесь оккупанты. Многочисленные санатории разрушены. Дома стоят без крыш, с пробитыми стенами. Когда передовой отряд ворвался в город, гвардейцы столкнулись с командой эсэсовцев-поджигателей. На двух машинах они разъезжали по улицам и уничтожали лучшие здания. Наши солдаты быстро расправились с поджигателями и потушили пожары.

Жители Евпатории поведали освободителям о многих кровавых преступлениях фашистов. Они расстреляли и потопили в море более двадцати тысяч советских людей, в том числе три тысячи детей. Незадолго до прихода советских войск женщины тайком принесли венок на Красную Горку, где происходили массовые казни. Узнав об этом, комендант города распорядился расстрелять женщин у этого венка.

На другой день после освобождения Евпатории состоялся митинг. Командиры и политработники рассказали евпаторийцам о победах Советской Армии, героическом труде наших людей на заводах и колхозных полях. Взволнованную речь произнесла Любовь Тимофеевна Гаченко, служащая одного из санаториев города.

— Изверги-гестаповцы расстреляли моего мужа, шестнадцатилетнего сына и брата, — говорила она. — Да разве пострадала только моя семья? В могилах на Красной Горке лежат тысячи жертв фашизма. Советские воины, бейте гитлеровцев без пощады! Вся наша земля должна быть очищена от этих варваров!

Коммунисты — вперед!

В это время 2-й и 3-й Украинские фронты уже вели бои в Румынии. Одесса была освобождена. Вся оборона неприятеля на юге трещала под мощными ударами советских войск. И все же многие пленные, захваченные нашей разведкой перед самым штурмом Перекопа, еще верили в победу немецко-фашистской армии. Лживая геббельсовская пропаганда давала о себе знать. Но о победе немцы говорили без воодушевления, без внутренней убежденности, а словно по привычке или по приказу свыше. Словом, далеко не так нагло, самоуверенно и дерзко, как говорили они об этом в 1941 году.

А воодушевление наших людей росло, крепла их вера в свои силы. В тяжелых испытаниях закалились боевые качества советских солдат и офицеров. Мы убеждались в этом на каждом шагу.