Докладываю о ходе боя командующему армией. Генерал-полковник Кузнецов требует скорейшего развития достигнутого успеха.
Приказываю: всей силой артиллерии подавить фланкирующие пулемёты и орудия противника, поставить отсечный заградительный огонь вокруг здания, дать сильный огонь по окнам и верхним этажам, не допустить контратак, не медлить, поднять людей и поддержать ворвавшиеся подразделения.
Вторично звонит генерал Шатилов:
— Знамя в рейхстаге. Внутри идёт бой. Принимаю все меры для выполнения поставленной задачи.
Бой разгорался и внутри здания и вокруг него. Герои штурма загоняли немцев в подвалы.
Весь день напряжение не спадало. К вечеру в здание рейхстага вошли новые подразделения, были взяты прилегающие к нему позиции немцев.
Красное знамя медленно, с этажа на этаж, поднималось всё выше, и вот на багровом фоне пожаров и заката солнца оно заплескалось на куполе рейхстага. Его водрузили два храбрых солдата. Один из них был русский Егоров, другой — грузин Кантария.
Закрепив за собой рейхстаг, отбивая контратаки немцев, части корпуса пробивались на юг через парк Тиргартен на соединение с войсками генерал-полковника Чуйкова.
Ф. ЗИНЧЕНКО
Со знаменем Победы
26 апреля командир дивизии вручил мне красное знамя и сказал:
— Ваша задача заключается в том, чтобы это знамя Победы развевалось над рейхстагом.
Я радостно ответил:
— Есть, товарищ генерал! Приказ товарища Сталина будет выполнен.
Нам не терпелось увидеть этот рейхстаг. Надо сказать, что у всех нас, по вполне понятным причинам, был исключительно большой интерес к нему.
К этому времени мой полк, шедший впереди дивизии, уже подходил к центру Берлина и вёл бои в районе Моабитской тюрьмы.
28 апреля на рассвете мы прорвались к Шпрее, к мосту Мольтке-Младший. Мост немцы не успели взорвать, они преградили его баррикадами и надолбами. Мы попробовали с хода взять этот мост. Только небольшая группа бойцов и офицеров добралась до второй баррикады, но она вынуждена была повернуть назад. Сколько мы ни бились, нам в этот день не удалось переправиться на тот берег. Дело в том, что я со своими пехотинцами проскочил к Шпрее через узкий проход и технику продвинуть сюда было трудно. Лишь к ночи 28 апреля, когда район Моабита был расчищен, к берегу потянулись танки и самоходная артиллерия. Артиллеристам была дана задача разрушить до основания сильно укреплённые здания на набережной Кронпринцен и Шлиффенуфер, откуда немцы вели обстрел берега реки и моста.
На следующее утро мы начали форсирование Шпрее. Один из моих батальонов под командованием капитана Неустроева устремился на мост и ползком, перебежками перебрался на тот берег. Следом за ним под прикрытием сильного артиллерийского огня прошёл второй батальон Клименкова. Батальоны захватили на том берегу сначала только один подвал белого здания. Рядом, в красном здании, немцы продолжали сопротивляться. Мой наблюдательный пункт помещался в каменном здании в 120–150 метрах от реки. Когда командиру корпуса генералу Перевёрткину доложили, что два батальона форсировали Шпрее, он приказал перебраться туда и мне, чтобы самому руководить этими батальонами.
Командир дивизии, передав этот приказ, пожал мне руку и сказал:
— Смотрите, будьте осторожнее, бой идёт горячий. Примите все меры, чтобы обеспечить свой переход.
Со мной пошло всё управление полка. Я приказал артиллеристам и танкистам сделать короткий, пятиминутный налёт по тем точкам, по которым они били раньше. В этот момент мы и проскочили через мост. Я обосновался в подвале белого дома. Батальоны в это время вели бои за расширение плацдарма. К 8 часам утра мне доложили, что квартал очищен и в наших руках каменное здание 104, которое немцы особенно упорно защищали.
— Я вижу перед собой большое тёмное здание, — докладывает мне по телефону капитан Неустроев.
Когда он это сказал, я сейчас же пошёл к ним, в здание 104, чтобы принять решение, ознакомившись с обстановкой на месте.
Я взял план, сопоставил его с тем, что видел, — явно рейхстаг! Спрашиваю своих командиров:
— Как вы думаете, далеко ли рейхстаг?
Они говорят:
— Метров триста.
— Ну так вот, товарищи, это мрачное здание и есть рейхстаг!
Тут поднялось ликование. Красноармейцы бросились к окнам посмотреть на рейхстаг, — еще за минуту до того это было для них просто тёмное здание.
— Рейхстаг наш, ура, ура!..
Я говорю, что его еще нужно взять. Противник был кругом рейхстага, справа и слева. А мне отвечают:
— Товарищ полковник, можете докладывать, что мы взяли рейхстаг, всё равно мы его возьмём.
В это время раздался телефонный звонок. Звонил командир дивизии:
— Держитесь? Доложите обстановку.
— Обстановка такая, что вижу рейхстаг.
— Как рейхстаг? Вы уже вышли к рейхстагу?
— Он передо мной как на картинке.
— Сопоставьте с картой как следует, я буду докладывать выше.
Я приказал привести одного пленного немца, потом другого, и они подтвердили, что это рейхстаг.
Начиная с утра 30 апреля у нас шла подготовка к штурму, который был назначен командиром корпуса на 14 часов.