Штурм Дюльбера

Жан принял шинель, и Коля привычно прошел в большую гостиную. Он надеялся, что Татьяны с императрицей не будет.

Молодые люди играли навязанные им роли, не скрывая своей неохоты, но старшие заговорщики не придавали этому значения.

Несколько раз Коля прогуливался с Таней по дорожкам Дюльбера так, чтобы их видели солдаты и слуги, раза три они сидели на веранде у всех на виду. Гуляя и сидя на веранде, молодые возлюбленные кое о чем разговаривали. В частности, они поставили под сомнение необходимость романа как конспиративного хода. Пока никто Романовыми не интересовался, приезды и отъезды лейтенанта также никого не интересовали. Когда же ими заинтересуются, то его визиты скорее вызовут подозрение, потому что в их роман никто не поверит…

Коля быстро вошел в гостиную, но императрицы там не было. Коля оглянулся — где ее искать? В этом пустеющем день ото дня дворце не было слуг, которые могли бы провести тебя куда следует.

Коля повернул в библиотеку. В библиотеке на диване возились, словно гимназист и гимназистка на вечеринке, поручик Джорджилиани и княжна Татьяна. Татьяна уютно попискивала и вроде бы сопротивлялась, а Джорджилиани подвывал умоляюще, словно нищий на набережной.

Это было отвратительное зрелище.

Нет, не нужна была Коле Татьяна. Не любил он ее — но это не означает, что можно заниматься паскудством на диване, когда в любой момент могут войти.

— Встать! — неожиданно для себя закричал Коля начальственным голосом.

Возлюбленные, отталкиваясь ладонями, расцепились, и Татьяна, путаясь в складках, стала оправлять лиф, стараясь спрятать грудь.

— Как вы смеете! — кричал Коля, забывшись. — Как вы смеете, когда в любой момент могут войти! Вам что, не терпелось настолько, что вы не могли спрятаться куда-нибудь на чердак?

Джорджилиани, плотный невысокий брюнет, списанный за некие грехи из гвардии в запасной пехотный полк и как оппозиционер попавший на должность при пленных Романовых, вдруг оробел, вскочил и дрожащими пальцами оправлял мундир. Коля со злорадством наблюдал, как поручик неправильно застегивал пуговицы, от чего одна пола была на пуговицу выше другой.

— Андрей Сергеевич! — от двери сказала Мария Федоровна. — Что за шум?

— У меня были к тому основания! — Коля гневно обернулся к императрице.

Мария Федоровна, не подозревая, видно, что на свете есть люди, которые могут не знать французского языка, обратилась тогда к Коле с длинной и гневной французской тирадой. Коля слушал, стыдясь сознаться в собственном невежестве.

Татьяна громко зарыдала и выбежала из библиотеки.

Джорджилиани, не смея побороть роялистских устремлений и грузинского почтения перед старухой, стоял красный, злой, по стойке «смирно» в нелепо, наперекосяк застегнутом мундире и оттого был смешон.

— Нехорошо, молодые люди, — сказала Мария Федоровна. — Вы забыли, где вы находитесь.

— Я надеюсь, что ко мне это не относится?

— Силянс! — оборвала его императрица. Обернулась к Джорджилиани: — Поручик, попрошу вас покинуть дворец и вернуться к исполнению своих обязанностей.

— Ваше Величество…

— То, что вы наш тюремщик, господин поручик, не дает вам права вести себя в моем доме подобно солдату. Идите.

Джорджилиани, не пытаясь оправдаться, четко повернулся и затопал к выходу. Шея у него была такая красная, будто кровь выливалась сквозь поры.

— А вы, господин Берестов, могли бы и не кричать в моем доме, — как бы завершая фразу, произнесла императрица.

— Простите, Ваше Величество, — сказал Коля, чувствуя облегчение, как в детстве, когда закончился нагоняй от мамы.

— Хорошо, что вы приехали, — сказала императрица иным, обыкновенным голосом. — Я так волновалась с утра. У нас плохие новости.

Они прошли в малую гостиную императрицы. Там ждала Наташа.

— Наташа, подожди снаружи, — сказала императрица. — Садитесь.

На самом деле она совсем не сердилась на Беккера — либо не давала себе воли.

— Сегодня днем, — сказала императрица, — Ялтинский Совет принял постановление об аресте всех Романовых. Как и следовало ожидать, толпа выразила шумную радость по поводу этого требования. Более того, какой-то гражданин эмиссар зачитывал якобы телеграмму из Петербурга, где излагалось схожее мнение Временного правительства.

— Когда они хотят вас арестовать?

— Я поняла, что завтра.

— Этого нельзя допустить.

— Вы так полагаете? — спросила Мария Федоровна. — И что же вы намерены предпринять?

— Я не могу принимать таких решений. Вы же знаете, государыня.

— Ах, Берестов, я не ожидала от вас отважных решений. Мой опыт общения с людьми давно уже подсказал, что вы полководец в мечтах, а в жизни — исполнитель чужих решений. Не обижайтесь, в этом нет ничего плохого, это тоже достоинство, и редкое. Будь у Николая достаточно таких исполнителей, как вы, он бы не потерял престола.

Все равно обидно — злобная старуха! Еще неизвестно, что будет завтра. Да, он подчиняется чернозубому адмиралу, он подчиняется, потому что это ему выгодно. Когда в адмирале пропадет надобность, роли переменятся, государыня!