Штурм лабиринта

Он вызвал начальника штаба, и вместе с ним они заново прочитали план города. Здания в центре города имели два, три, иногда четыре этажа; здания стояли близко одно к другому, их внешний объем поддавался довольно точному расчету; однако подвалы под ними не могли быть по глубине равными высоте зданий, и все же они были на 3/2 больше объема наземных зданий, – следовательно, подземные помещения распространялись в ширину, но тогда они должны были занимать почти всю площадь в центральной части города.

Бакланов до войны был землеустроителем; он умело прикинул на счетной линейке кубатуру подземных помещений и нарисовал на плане города приблизительное очертание расположения подвалов – наименьшую площадь, которую они должны занимать.

– Ясно теперь? – спросил полковник у майора Годнева.

– Не совсем, Алексей Алексеевич.

– Ясно. Они соединили все подвалы города в один лабиринт промежуточными тоннелями, а кверху – почти в каждый монументальный дом – у них есть вертикальные шахты-выходы, по ним они и маневрируют: каждый дом может быть дотом и через полчаса им не быть. Вот в чем была загадка. В этом складском лабиринте под землей у них техника, боеприпасы, гарнизон, даже цивильные немцы, а наверху у них огневые расчеты и оперативные группы. Я думаю теперь, они туда даже танки свои закатывают...

Резкие близкие разрывы зашатали блиндаж, и две мыши появились на полу, словно ища защиты возле людей.

Ординарец Елисей подошел к полковнику и стал возле него.

– Ничего, – сказал Алексей Алексеевич, – мы им сделаем могилу в этом лабиринте.

Осыпанный землей, пришел полковник Кузьмин со своим ординарцем.

– Пугают нас, полковник! – сказал он. – Как решил действовать, Алексей Алексеевич? Да ты хоть скажи поскорей, как будешь воевать: тебе голову оторвут, моя в запасе будет – и я буду знать.

И Кузьмин захохотал. Бакланов тоже засмеялся; он любил этого старого артиллериста за его характер истинного воина; он мог жить и думать под огнем спокойно и обыкновенно, лишь слегка более воодушевленно, потому что все близкие люди своей части тогда делаются особо дорогими для сердца.

– Сейчас мы им всем новую засечку сделаем, а потом я им дам жару, они у меня отсверкаются! Я их в мусор пущу! – погрозил Кузьмин.

– Не надо, это бессмысленно, береги лучше свои пушки для будущего дела, – сказал Бакланов. – Завтра мы через этот город вперед пойдем.

– Ну-ну, Алексей Алексеевич!..

Блиндаж заскрипел в древесных пазах от недалекого разрыва снаряда.

– Чего они щупают? – спросил Бакланов.

– А пускай выскажутся: мои ребята запишут их речь, а потом мы их по зубам.

– Я же говорю тебе, что не надо пока ничего, надо терпеть огонь молча. Любите вы палить, пушкари, прямо как дети – огонь зажигать!

– Ага. Ну – не надо. Разреши доложить, Алексей Алексеевич, о действиях моих самоходок.

Кузьмин взял карандаш и сделал на плане города две пометки:

– Вот здесь у них и вот тут, возле этой каланчи, есть въезды под землю, туда и ушли их танки, которых гнали мои ребята. Под каланчу ушли четыре танка, – артиллерист указал на одну готическую башню, что в центре города, – а сюда, вот у здешних амбаров, у этой архитектуры, – артиллерист уставил карандаш на здании в одном северном квартале, – сюда скрылись еще две машины.

– Не подбил ни одной? – спросил Бакланов.

– Нет, Алексей Алексеевич, не вышло. Впору было от их домов на ходу обороняться. Тесно было от огня. Две мои машины не вернулись, а одна больная пришла.

Бакланов выслушал артиллериста и сказал ему:

– Скоро, сегодня же, ты опять пойдешь по этой дороге.

– Что? – спросил Кузьмин.

– Вот что, – произнес Бакланов и улыбнулся. Он уже знал судьбу событий вперед и был теперь счастливым от своей уверенности. – Вот, Евтихий Павлович!.. Давай с тобой так трудиться! Садись, сейчас сообразим, как мы будем...

И они стали соображать, как надо действовать, рисуя на картах.

Затем полковник Бакланов вызвал к себе командира штурмового батальона капитана Чернова. Он рассказал ему его боевую задачу и показал на плане города, как нужно ее исполнять. По этой задаче выходило, что бой должен быть краток, но жесток и страшен. Начальник штаба уже привык к таким решениям командира, но полковнику Кузьмину понравились тщательность, осторожность, колеблющаяся осмотрительность, с которыми Бакланов начинал планировать операцию, жесткость, уверенная смелость самого решения, не похожая на его подготовку.

«Головастый солдат», – подумал артиллерист.

Капитан Чернов молча слушал полковника. Он был молодой офицер, сердце его было чувствительно, но как солдат он восхищался яростью предстоящего штурма и, размечая свою карту, доверчиво смотрел на старшего офицера. Полковник поднялся и обнял Чернова, потом поцеловал его в уста. Чернов на мгновение прильнул в ответ к груди полковника – словно для того, чтобы взять от него добавочную силу и веру, которые ему потребуются в наступающем смертном труде.

После ухода капитана полковник вызвал к себе командира резервного батальона. Этому батальону была поставлена задача – усилить штурмовые группы Чернова.