Штурман дальнего плавания

Микешин, как всегда перед заходом в порт, стоит на своем месте у телеграфа. Лоцман подходит к нему и командует по-английски: «Slow ahead» [2]. Звонок телеграфа, и «Кола», забурлив винтом, тихо двигается к гавани.

Из порта выходит большой транспорт. Он набит солдатами. На палубе ящики, укрытые брезентом.

— Абиссиния, — говорит лоцман, показывая на судно.

Микешин знает, что Муссолини недавно начал войну с Абиссинией. Он насмешливо спрашивает лоцмана:

— Как дела?

Лоцман качает головой и безнадежно машет рукой. Этот жест определяет отношение лоцмана к войне. Он не одобряет ее…

Вскоре пароход ошвартовали, и началась обычная суета — подготовка к выгрузке. У борта появился итальянский карабинер, в зеленом мундире, зеленой шляпе с петушиными перьями, и важно встал у трапа.

Микешин прежде не был в Генуе. Ему не терпелось посмотреть город. Но время тянулось медленно. Наконец прозвенел колокольчик, сзывавший экипаж к столу.

Микешин наскоро поужинал и попросил у капитана разрешения сойти на берег.

Дробыш разрешил, но не преминул съязвить:

— Не очень увлекайтесь кьянти!

— А вы меня пьяным, по-моему, не видели, Георгий Георгиевич, — сдерживаясь, ответил Микешин и вышел из кают-компании. «Вот человек! Обязательно ковырнет», — подумал он…

Игорь быстро шел вдоль причалов, с интересом рассматривая суда. У здания таможни стоял стремительный «Рекс» с национальными цветами Италии на трубе: красным, белым и зеленым. А вот огромный товарно-пассажирский пароход «Президент Рузвельт»; порт приписки — Нью-Йорк.

Итальянское судно Красного Креста. Выгружают раненых, прибывших из Абиссинии. У трапа толпа женщин и детей. Кто-то надрывно рыдает. Несколько грязных судов-угольщиков, покрытых слоем пыли, с желтыми надстройками и закопченными кормовыми флагами. С трудом можно узнать, что эти корабли принадлежат Великобритании…

Вечерело. Гирлянды огней зажигались в городе и блестящими ниточками поднимались вверх, в горы. Пахло копрой, фруктами и еще какими-то неизвестными Микешину запахами.

Выйдя из порта, Игорь очутился в узенькой и грязной улочке. От дома к дому тянулись веревки, на которых сушилось белье. Почти на каждом углу попадались таверны. Внутри толпились итальянцы, шумно спорили, ели макароны, пили вино. Из открытых дверей вырывались звуки аккордеона… Типичная картинка припортовой итальянской улочки, с ее беднотой, грязью и непринужденным весельем.

Игорь повернул за угол и оказался на маленькой, тускло освещенной площади. Его внимание привлекла группа людей, стоявших у входа в винный погреб. Свет вырывался из открытых дверей и ложился на тротуар ярким пятном.

В центре этого пятна на земле сидел одноногий солдат. Вторая нога у него была отнята выше колена. Рядом валялся костыль. Солдат плакал пьяными слезами и ругался, поднимая кулаки к небу.

Вокруг него стояли несколько мужчин и женщин и молча, с сожалением смотрели на калеку. В дверях погребка виднелась могучая фигура хозяина в грязном, когда-то белом, фартуке.

Уперев волосатые руки в бока, он с интересом наблюдал за происходящим. Около солдата суетилась маленькая, красивая, плохо одетая женщина. Она о чем-то просила его, пытаясь закрыть ему рот ладонью. Но солдат злобно отталкивал ее руку и продолжал выкрикивать ругательства.

Игорь не стал ждать, чем кончится эта сценка, и начал подниматься по каменным, истертым и поломанным, ступеням лестницы в верхнюю часть города. Скоро он очутился на главной улице. Здесь все выглядело по-иному. Широкий асфальтированный проспект был залит электрическим светом, магазины и рестораны сверкали разноцветными неоновыми огнями.

У кафе «Италия» прямо на тротуаре под полосатым тентом стояло несколько десятков плетеных столиков, Игорь выбрал угловой столик, сел и заказал ситро. Народу было много, и никто не обращал на него внимания.

7

Разгрузившись, «Кола» вышла в обратный рейс на Одессу. Море было спокойным. Его нежная голубизна пропадала в дымке где-то на горизонте. Солнце, — точно вымытое прозрачной водой Средиземного моря, ослепительно сверкало и лучилось.

Даже старенькая «Кола» приобрела праздничный и нарядный вид. Блестели на солнце белые надстройки, выкрашенная в Генуе черным лаком труба, палевые мачты. Из повернутых против хода судна раструбов вентиляторов доносились голоса кочегаров и скрежет лопат о железные плиты. Боцман и вахтенный матрос раскатывали на кормовой палубе брезенты для просушки.

От хода рождался еле заметный ветерок и приятно освежал лицо. Микешин прохаживался по мостику и думал о Дробыше. В последнее время капитан старался совсем не разговаривать с Игорем. Был официален больше чем всегда, придирался к мелочам. «Ах, в конце концов наплевать. Закончим это плавание — и в отпуск».

Микешин вошел в рубку и осторожно, как показывали в училище, вынул из ящика секстан. Игорь еще очень неуверенно чувствовал себя в астрономии: надо «набивать руку».

На мостике Игорь накинул на зеркала секстана цветные стекла и начал «ловить солнышко»; никак не хотело оно садиться на горизонт. Наконец Микешин приспособился. Солнце на горизонте. Сейчас он возьмет точную высоту.