Штурман воздушных трасс

Александр Дмитриевич видел Прокофьева впервые. Он не знал характера его работы и смутно представлял задание, которое только что выполнил помощник главного штурмана ВВС РККА. Это Гавриил Михайлович понял из первых вопросов Локтионова. Разговор получился поверхностным. Однако в конце его Александр Дмитриевич сообщил, что решением наркома обороны Прокофьев назначен главным штурманом ВВС.

Наступила пауза. Глядя на спокойное, даже несколько недовольное лицо Гавриила Михайловича, Локтионов был шокирован. Во всяком случае, приятного удивления здесь явно не наблюдалось. Прокофьев первый нарушил затянувшуюся паузу.

— Разрешите узнать, чем же плох оказался Борис Васильевич! Вряд ли я буду лучше. Все, что я знаю и умею, — от него. И это только часть того, на что способен он.

— Если я вас правильно понял, ваш вопрос следует понимать как отказ от высокого поста. Не так ли?

— Да, конечно. Это не мой профиль работы. Мне трудно отказаться от атмосферы аэродрома, летного состава, наконец, от штурманского сиденья в самолете. А новая должность обрекает на кабинетное заточение. К этому тоже надо иметь призвание, которого у меня нет.

Локтионов пристально смотрел на собеседника: — Верю вам. Я тоже не за своим столом сижу. Вы знаете, мой любимый род войск — пехота. Но что делать? Это приказ партии. Надо работать, причем хорошо работать. И я надеюсь, что у вас это так и будет.

Для категорического отказа веских оснований у Гавриила не было. Да Локтионов и не мог, видимо, повлиять на решение наркома. Оставалось трудиться и надеяться на благоприятную обстановку, когда можно будет оставить этот высокий пост.

Одновременно с назначением ему присваивалось звание полковника. Вместе с приятным ощущением того, что в тридцать лет стал полковником, появилось чувство настороженности от стремительных прыжков по ступеням военной карьеры. Прошло всего два года, как он вернулся из Испании старшим лейтенантом. И вот полковник, главный штурман ВВС РККА. Он знал многих из своего окружения, которые так же быстро и высоко поднимались, но воспринимали себя в положении утюга, которым нетрудно загладить неровности служебной бездеятельности. Как правило, падение их было потом так же стремительно и в большинстве случаев болезненно. Нет, Гавриил Михайлович не боялся этого, потому что смотрел на любое назначение как на обязанность работать еще больше. Его могут снять, а не сбросить, и не за бездеятельность, а за недостатки в работе, что далеко не одно и то же.

От своего стиля Прокофьев отказываться не собирался. Значит, его новый кабинет, как и прежний, будет пустовать. Сразу же после вступления в должность он поехал по военным округам. Начавшаяся кампания перехода с бригад на полковую систему заметно снизила уровень штурманской подготовки в частях всех родов авиации. Дело осложнялось непрестанными перемещениями летного, особенно руководящего, состава. Причин для беспокойства было больше чем достаточно. В то же время Прокофьев не мог сказать, какие мероприятия нужно провести в данный момент, чтобы исправить положение. Оставался испытанный метод — искать крупицы правильного решения в коллективном мнении. Он беседовал с летчиками, штурманами, командирами. Постепенно вырисовывались черты необходимого решения. Нужно было время для его реализации.

На все требовалось время. Оно становилось строже, уплотняя дела и мысли. Все сильнее чувствовалась его нехватка. Наслаивая дела одно на другое, время чуть ли не каждый день вынуждало менять их местами, выдвигая как неотложные такие, о которых, кажется, совсем недавно можно было сказать: «Еще успеется». Так, еще недавно вопрос о первомайском параде был закрыт вопросами повышения штурманской подготовки частей. Но вот уже Локтионов объявил решение наркома обороны о назначении командующим воздушным парадом комкора Смушкевича, штурманом парада Прокофьева. Это был первый парад, в котором Гавриил Михайлович не просто принимал участие, но готовил и нес за него ответственность перед правительством.

В самый канун парада, в связи с непредвиденными обстоятельствами, подготовка к торжеству вместо Смушкевича была поручена Хользунову, другу Прокофьева еще по Испании.

Новый командующий парадом не сомневался в точности расчетов Гавриила Михайловича и в успехе парада. Поэтому на следующий день они на флагманском бомбардировщике возглавили воздушную армаду, в четком строю пролетевшую над Красной площадью, где в это время проходили демонстранты.