Штурманок прокладывает курс

— Тебе не будут загонять иголки под ногти, — сказал я ему. — Просто расстреляют. А Раухенберга вместо тебя встречу я.

Глава десятая ЭШЕЛОНЫ ИДУТ НА ВОРОЖБУ

1

— Что у вас за вид, герр Шоммер? — спросил генерал, возвращая мне предписание Бальдура.

— Разрешите доложить, эксцеленц! Только что выдержал бой с целой оравой большевистских бандитов.

— Вот здесь?

— Точно так. Они проведали, что вы будете проезжать, и организовали засаду. Пришлось принять бой. Потерял двух человек.

Я стоял вытянувшись у дверки семиместного «даймлера». За спиной догорала корчма. Поодаль тихо пофыркивал «фольксваген». В нем сидели мои «эсэсовцы» — Чижик, Голованов и еще двое.

Раухенберг с любопытством рассматривал меня. Он был стар, и длительная поездка, вероятно, утомила его. Чем-то он напоминал нашего Кощея, только Кощей напускал на себя мрачность, а генерал старался ее скрыть. Бледные глаза под коричневыми веками и сухие губы изобразили подобие улыбки:

— Что ж, похвально, молодой человек... Особенно для офицера службы безопасности. Это лучше всяких рекомендаций.

Солнце стояло еще высоко. Всем было жарко, но на костистом лице генерала не блестело ни капельки пота. Он весь был матово-бронзовый, как его потемневшие плетеные погоны.

— Я прошу разрешения немедленно тронуться. В любой момент нас могут обстрелять. Эти бандиты...

— Меня больше интересует обед, — перебил генерал. — Разве теперь пост? Или встреча с партизанами отбила у вас аппетит?

— Прошу прощения, обед сгорел вместе с этой корчмой. Я осмелюсь предложить легкий завтрак: русская икра, датский сыр, французский коньяк. Только не здесь, С этой минуты я отвечаю за вашу жизнь, эксцеленц.

— В таком случае — марш! — снова посуровел Раухенберг. — Поужинаем в эшелоне.

Я поехал впереди, за мной машина генерала. Бронетранспортер замыкал маленькую колонну. Скрылся за кронами дубов старый придорожный крест. Немало завоевателей провожал он, сперва на восток, а потом — обязательно — на запад.

У мостика я увидел солдата в обгорелой куртке. Машина шла медленно. Я тут же узнал эсэсовца, который свалил меня на чердаке клуни ударом приклада.

— Чижик, гляди, седьмой! Вот этого недосчитался Запашный.

Он узнал меня слишком поздно, этот сбежавший эсэсовец, который добирался в город пешком, и до смерти обрадовался немецкой машине. А в машине ехала его смерть.

— Передашь привет твоему Шоммеру, — сказал Голованов, вскидывая автомат. — Это семьдесят третий. За Катю.

Ребята вынули из кармана соломенно-желтого мундира документы и сбросили труп в реку. Эта встреча оказалась кстати.

— Товарищи, у кого есть какой-нибудь советский документ?

Один из партизан протянул мне свой паспорт. «Даймлер» обогнал нас и остановился. Я подбежал к машине.

— Эксцеленц, это партизанский наблюдатель. Они часто переодеваются в нашу форму. Прошу посмотреть на его документ.

Генерал взял паспорт кончиками сухих пальцев:

— Какие из этого выводы, мой доблестный Арминий[103]?

— Возможно нападение. При обстреле умоляю не останавливаться. А еще лучше, если бы вы, эксцеленц, пересели в бронетранспортер.

Он опустил углы губ:

— Вы забываетесь, оберштурмфюрер! Я солдат, а не тыловой каратель. И потом, там очень жарко...

Через несколько километров нас обстреляли из леса. Бронетранспортер открыл огонь по деревьям и кустам. Мы тоже остановились и начали стрелять из пулемета.

Потом Чижик остался в машине, а я повел троих партизан в атаку на воображаемого врага. Когда шоссе скрылось за деревьями, один из моих свистнул в четыре пальца. Через минуту из орешника появился партизанский связной. Я сказал ему:

— Пока все нормально. Пусть Запашный немедленно пошлет к Веденееву. С завтрашнего дня прошу сеансы связи два раза в сутки. И еще! Прошу достать для меня точно такую форму, как на мне. Только новенькую. Пусть передадут Софранской.

Я пошел назад. Цепочка солдат уже входила в лес. Хотя стоял еще светлый день, лейтенант нервничал:

— Прошу вас, герр оберштурмфюрер, скорей назад! Генерал остался с врачом один. Он погнал всю охрану вслед за вами.

— Вы, кажется, действительно смелый человек, несмотря на вашу форму, — сказал Раухенберг, когда мы возвратились.

К станции Меринка подъехали уже в темноте. Перед зданием вокзала, едва освещенным синими лампочками, стоял эшелон — платформы с танками и классные вагоны. Сколько же нужно таких длиннющих эшелонов, чтобы перевезти танковый корпус? Куда его везут?

Генерала встречал весь штаб. Надо было прощаться с друзьями. Увидимся ли? Мне очень хотелось обнять Васю Голованова, который, вытянувшись, стоял передо мной в форме эсэсовского унтера. Еле слышно я сказал ему:

— До свидания, друг. Не лезь на рожон. Нам еще нужно пройтись по Примбулю в белых мичманках и выпить за победу в ресторане «Волна».

2