Целый день мы не могли добраться до его тела. Он лежал на простреливаемом участке дороги, и вытаскивать его сейчас означало рисковать жизнью бойцов. Из окна моей позиции было видно его тело, лежащее на дороге лицом вниз. Я смотрел на него и размышлял о его судьбе: о том, как он прожил и на что потратил свою жизнь, чтобы умереть в пятьдесят семь лет на улице Бахмута. Единственная утешительная, хоть и циничная, мысль, которая ко мне пришла, была мысль о его дочери, которая росла с осознанием, что ее отец постоянно сидит. Теперь ей выплатят пять миллионов, причитающихся за его смерть. Наверное, в его случае это было самое лучшее, что он мог для нее сделать, как бы цинично бы это ни звучало.
Ранним утром, когда еще не совсем рассвело, один из бойцов подполз к нему и застегнул карабин на бронике. Через полчаса мы подтянули его к забору и забрали на «Аид» к другим душам, которые ждали эвакуации домой и на общее кладбище ЧВК «Вагнер».
Швейная фабрика
Утром, под песню Вики Цыганковой, группы пошли штурмовать дальше. «Горбунок» при штурме одного из домов нашел огромную колонку и усилитель. Он приспособил ее для оказания психологического давления на противника: записал речь с обращением к украинским военным и пускал ее на всей громкости в эфир, а после нее ставил песню про музыкантов.
- Украинские солдаты! - зазвучал его голос. - Ваши жизни нужны вашим семьям. Родителям, женам и вашим детям. Сдавайтесь и вам сохранят жизнь! Вам незачем умирать за интересы американцев и наркомана «Зелю»! Вы не рабы Европы и США! Вы не пушечное мясо! Тем, кто сложит оружие, мы даем свое слово и гарантируем жизнь. Тем, кто его не сложит, мы гарантируем быструю и неминуемую смерть. У вас есть выбор.
«Так давай, Вагнер, играй. Оркестрантов своих поднимай. Поднимай легким взмахом смычка, Наше русское ЧВК»
На следующее утро я пошел в гости к Володе и по дороге зашел к «Мегатрону» в особняк, который занимала его группа. При виде меня он обрадовался, усадил в мягкое кресло и налил кофе.
- Как думаешь, мы тут до конца будем, или нас перекинут из Бахмута на другой участок?
- Я не знаю. И если ты думаешь, что у меня есть секретные сведения, о которых я не говорю, то это не так. Даже «Крапива» ничего не знает.
«Мегатрон» как военный и офицер имел представления о субординации и не стал расспрашивать меня о нашей дальнейшей судьбе. Хотя всех волновал этот вопрос: «Что с нами будет дальше?».
- Ты на «Аид» идешь? Там твои знакомые журналисты приехали. Все ждут падения Бахмута. Хохлы, пока их из последнего дома не выбьют, будут твердить, что они тут держаться.
- Думаю, что мы быстро их отсюда вытесним. В городе они с нами тягаться не могут. Центр давно за нами.
Отступают они и сдаются быстро. Да и журналисты просто так не ездят сюда.
- Это точно.
Я попрощался с ним и выдвинулся в сторону Опытного. Через двадцать минут я был в новой пятиэтажке, в которую переехал Володя. Я видел, что он так же устает, как уставал я на должности командира взвода. «Горбунок» был офицером и гиперответствнным человеком. Он тщательно планировал штурмы и выверял зоны поражения из АГС и минометов. Спал он по два-три часа, как и я до этого, и от этого был злой и бодрый. При этом он требовал с других как с себя. Однажды один из командиров расчета АГС забил и не перепроверил наводку перед стрельбой и ранил командира нашей штурмовой группы. «Горбунок» вызвал его к себе, прочел ему лекцию и, несмотря на все уговоры других командиров и даже сомнения «Крапивы», отправил провинившегося на сутки командовать той группой, которую он обстрелял. В другой раз нашу группу в шутку обстреляли из гранатомета бойцы «Пятерки» и чуть не ранили наших. Володя объяснил на пальцах командиру «Пятерки», который наехал на него, и принципиально добился, чтобы их прислали к нам. Они несколько недель бегали в группе эвакуации, искупая свой косяк. Он был строг, как говорится, но справедлив. И по-другому тут было не выжить с тем континентом, который был нам предоставлен. Все, что мешало выполнению задач, удалялось, как раковая опухоль. Лагерные понятия, расслабон, попытки кайфануть и проехать на шее других бойцов. Все это искоренялось личной ответственностью и адекватными мерами. Кстати, эти бойцы по окончанию срока наказания хотели остаться под его командованием, потому что у нас была дисциплина. Но их забрали домой и больше мы их не встречали.
- Хенде хох! - сказал я, подкравшись к нашим знакомым журналистам, которые приехали снимать сюжет про работу нашего подразделения.
- О! «Констебль»! Привет.
- А вы тут какими судьбами?
- Снимать будем, как вы швейную фабрику штурмовать будете. Пойдешь с нами? И «Бас» идет.
- Куда без него. Он же тут серый кардинал. Тайно управляет невидимыми нитями судьбы при помощи силы мысли и бокса.