Штурмфогель, Коммандос верхнего мира (не окончено)

Мерри едва не взлетал над землей при каждом шаге - таким легким он чувствовал себя. Старый, привычный, родной панцирь страха был содран с него, сброшен: а новый еще не нарос. Произошло самое страшное - а он все равно жив. Жив. И теперь: теперь: теперь никто: Он даже не поседел за этот день. И глаза не ввалились. И не появился в них бешеный блеск. И руки не дрожали. Мерри шел весело и свободно. Волков знал свое дело. На краю маленькой площади с памятником Эль Греко посредине сидел на тротуаре у порога винной лавочки, скрестив по-турецки ноги, дурачок Аигеус. Он был настолько неподвижен, что по губам его ползали мухи. Рядом с ним лежали три таких же неподвижных неопрятных кошки. Мерри свернул в переулочек, поднимающийся круто вверх, и вошел в вечно открытую дверь: Волков не стал заходить следом, а обошел веселый дом с другой стороны. Там стояли грубый деревянный стол и несколько древних гнутых стульев с плетеными из лозы сиденьями. Он взял кружку местного светлого вина и сел спиной к стене, глядя на море. Оно было необычного цвета: дымчатым и лиловато-серым, будто вылиняло до основы, до дна. Немного подождав, Волков поднялся вверх. Он не стал уходить в невидимость: это снижало восприимчивость. Да и зачем? Никакой угрозы для себя он не ожидал. Да. Изменилось только море, став ультрамариновым, да еще - возник ветер, полный запахов: дыма горящей сухой листвы и травы, разрытой земли, свежих лепешек: Отставив кружку с вином, Волков встал. Земля чуть задрожала. Он отошел от дома и оглянулся. На крыше танцевал призрак: подобие человека, состоящего из языков холодного бледного пламени. - Что это? - изображая испуг, обратился он к хозяину кабачка - совершенно другому, не тому, который был внизу. - Плясунья, - охотно объяснил хозяин. - И не такое бывает, хотя бы вон в форте. Вреда от нее никакого, мы и не возражаем. Попляшет да к себе пойдет: Вот сейчас: хоп! Призрак на крыше стремительно сжался в длинное сверкающее веретено. Потом раздался словно бы вздох. Веретено вытянулось в сверкающую спицу и скользнуло в небо, полого изгибаясь к северо-западу. Несколько секунд след его висел в воздухе, потом растворился: - Ничего себе, - сказал Волков. - И часто у вас такие номера? - Не, не часто. С полгода не было. А теперь вот - буквально через день: Никогда не видел такого, что ли? - Чтобы вот точно такого - нет, - развел руками Волков. - Налей-ка мне, друг, еще кружечку: Допив вино, он вышел на площадь. Ее медленно пересекала, покачивая могучими бедрами, пожилая гречанка, ведя в поводу осла. Через спину животного был перекинут огромный свернутый ковер. Памятник стоял посредине клумбы. Цветы еще не цвели. Из дверей винной лавки вышли двое: щуплый подросток с большой картонной папкой под мышкой и крупный лысоватый грек в овчинном жилете. Подросток остановился, дал греку подержать папку и наклонился, отряхивая колени. Распрямляясь, болезненно поморщился. Рожа грека была сытая, лоснящаяся, довольная. Пидоры, брезгливо подумал Волков. А в лавке, наверное, притон:

Берлин, 12 февраля 1945. 18 часов 45 минут

Расшифрованная телепатема легла на стол Гуго Захтлебена в тот момент, когда он совсем уже было решился вызвать в свой кабинет одну из медиумш отдела 2WX, по слухам, безотказную, как парабеллум: это, конечно, не поощрялось, но нервное напряжение последних дней было настолько сильным, что можно было просто перегореть и изойти вонючим дымом; такого Гуго позволить себе не мог. Он уже протянул руку к телефону: Но тут вошел Штольц. И молча положил на стол листок бумаги. Гуго прочитал текст и двумя ладонями вытер обильный пот, вдруг выступивший на лице. - Я уже уехал, - сказал Штольц. - Большой шеф зовет на скромный ужин. Решай всё сам. Дождавшись, когда Штольц выйдет, Гуго, восторженно подвывая, взобрался на стул, потом на стол, подпрыгнул несколько раз, потом - расстегнул штаны и показал кому-то невидимому зажатый в кулаке хрен. Агент Ортвин сообщал, что может похитить и передать "Факелу" несколько фотографий, где запечатлены встречи Дрозда со своим факеловским осведомителем. Понятно, что это действие приведет к полному раскрытию Ортвина, поэтому он требует настоящий шведский паспорт и оговоренную сумму в хорошей валюте:

Берлин, 12 февраля 1945. 19 часов