Штурмовая группа. Взять Берлин!

Три танка лавировали, меняя позицию после каждого выстрела. Кумулятивный снаряд, дефицитная вещь, врезался в кирпичную будку, за которую успела спрятаться русская «тридцатьчетверка». Внутри будки загорелся какой-то хлам. Артиллеристы, торопясь, выпустили два фугасных снаряда, проломив дыру, сквозь которую виднелась бортовая часть русской «тридцатьчетверки».

— Заряжай подкалиберный, — кричал командир орудия. — Быстрее! Врежьте им в борт, пока русские не сменили позицию.

Пулеметная очередь влетела в амбразуру, пули звякали о щит. Одна пробила руку наводчику. Снаряд прошел рядом с танком.

— Еще снаряд, — зажимая рану, обернулся наводчик. — Надо добить эту чертову черепаху.

Позади послышалась автоматная стрельба. Значит, русские заходили с тыла. Несмотря на недостаток людей в расчете, фельдфебель послал одного из артиллеристов к выходу из подвала.

— Возьми автомат и побольше гранат. Следи, чтобы нам не ударили в спину.

Сам он успел выпустить еще один снаряд. Танк куда-то исчез, а в полуразрушенное здание ворвалась русская пехота. Бой развернулся на первом и остатках второго этажа.

Сергей Вишняк, возглавивший отделение и получивший накануне сержантское звание, умело выдавливал защитников бункера. В дверные проемы бросали гранаты, а следом прочесывали очередями комнаты и коридоры.

Иван Шугаев пробивался к орудийным амбразурам. Одна была разбита выстрелом «тридцатьчетверки», из второй вела беглый огонь противотанковая пушка.

Фельдфебель, командир расчета, словно почувствовал приближение русских. Высунулся из амбразуры и длинными очередями опустошил магазин автомата. Едва успел увернуться от пули, разбившей в мелкие крошки торчавший кирпич.

— Уходим, — крикнул он, перезаряжая автомат. — Сейчас сюда полетят гранаты.

Расчет бросился в глубину подвала. Раненый наводчик замешкался, хотел снять прицел. Граната ударилась о шит и взорвалась под колесами пушки. Осколки перебили ему ступню, артиллерист упал, выпустив из рук прицел. Он обязан был это сделать, согласно уставу, и сейчас со страхом смотрел на измочаленный осколками сапог.

Сквозь мелкие отверстия толчками выбивало кровь, мутилось сознание. Он заковылял прочь от орудия, но следующая граната, перелетев через низкий щит, взорвалась за спиной, свалив наводчика на каменные плиты подвала.

В спину и руки угодило не меньше десятка стальных осколков. Боль от каждой раны сливалась в одну, казалось, прожигала живот и грудь насквозь. Но самым страшным была вполне осознанная мысль, что раны смертельные, и скоро все кончится. Наводчик был опытным, немало повоевавшим артиллеристом.

В небольшом городке его ждали родители, жена с двумя маленькими сыновьями. До них всего сто с небольшим километров, которые уже не преодолеть.

В зимних боях он поджег метким выстрелом русский танк. Расстояние было небольшое, кумулятивный снаряд воспламенил машину сразу. Из люков выскакивали танкисты в горевших комбинезонах и катались по снегу, сбивая огонь.

Все это происходило неподалеку от артиллеристов, и они со смехом наблюдали это кувыркание заживо сгорающих людей, слышали их отчаянные крики.

— Может, добить? — предложил кто-то.

— Пусть горят, — сказал фельдфебель. — Чего их жалеть?

Наводчик обреченно вздохнул. Мимо пробежал солдат, посылая короткие очереди в преследовавших его русских.

— Помоги, — попросил артиллерист.

Тот на секунду оглянулся и молча продолжил бег. Наводчик остался один под сводами подвала.

На улице, у стены дома лежал на подстеленной плащпалатке девятнадцатилетний боец, который этой ночью впервые был с женщиной. У него пробило пулей грудь. Рану перевязали, но дышать было тяжело, а слюна на губах стала соленая от крови. Он тоже не хотел умирать.

Сжимал и разжимал кулаки, чтобы не потерять сознание. Подошли санитары и, взвалив тело на носилки, потащили к грузовику.

— Я не умру?

— Конечно, нет, — с привычным равнодушием отозвался санитар.

Фельдшер Ульян Злотников, более душевный, имевший сына, немногим старше бойца, уверенно заявил:

— Еще как выживешь! Через полчаса в санбате будешь, а там врачи свое дело знают.

— Знают, — тихо, одними губами повторил парень.

Не слишком разбираясь в медицине, он понимал — главное, не потерять сознание. Он насмотрелся в санбате, как тихо угасают потерявшие сознание тяжелораненые, ожидающие операцию.

Он продолжал сжимать и разжимать кулаки, раздирая кожу и удерживаясь на зыбкой грани яви и дремоты. Грузовик трясло на ухабах, и боль от толчков помогала не заснуть. До санбата осталось совсем немного.

Бункер окружили со всех сторон. Выбили немцев из половины помещений первого этажа и подвала. Однако капитан Ольхов видел, что напор его бойцов ослабевает.

Зажатый в тиски немецкий гарнизон понес потери от минометного огня и снарядов «тридцатьчетверок». Бойцы штурмовой группы, с маху ворвавшиеся в бункер, уничтожили более двух десятков его защитников, но и сами потеряли столько же убитыми и тяжело раненными.