Штурмовик

6. ВЫЖИВАНИЕ

Весна 1987-го стала в нашей войне переломной — с одной стороны, в Союзе неожиданно, как по команде, началось какое-то громогласное нытье среди записных проамериканских политиков о том, что нам надо из Афганистана уходить, что «это все было напрасно» и что «Советам никогда не победить отважных борцов за независимость». Это притом, что мы к тому времени «духов» прижали так, что они днем лишний раз выдохнуть боялись, только по ночам кое-где безобразничали. И вот эту ситуацию, как я понимаю, начали менять сразу по двум направлениям — в политическом («пора уходить») и военном.

В Афганистан из США плотным потоком пошли переносные ракетные комплексы, «Стингеры», такие новомодные штучки, о которых раньше даже в специальной литературе слышно не было. Обычно душманы использовали поступавшие из арабских стран наши родные, советские ракетные комплексы «Стрела-2М». Еще через соседний Пакистан душманам приходили американские «Ред Ай» и английские «Блоупайп», но они были слишком сложные и тяжелые, больше 20 килограммов. А вот потом появились «Стингеры», обладавшие массой преимуществ, — во-первых, их головка самонаведения умела отличать тепловые ловушки от двигателя самолета, а во-вторых, у них боевая часть имела втрое больший вес взрывчатки, чем у предшественников.

Если год назад, в 1986 году, «духи», как в комиксах, с этими «Стингерами» обращаться настолько не умели, что действительно в обратную сторону ракеты выпускали или просто наугад палили в небо, то к весне ситуация кардинально изменилась. В специальных лагерях на территории Пакистана американцы выдрессировали несколько сотен операторов, которые научились пользоваться этой техникой так, что за три месяца весны 1987 года афганские и советские ВВС в общей сложности потеряли два десятка самолетов сразу.

«Потолок» у «Стингеров» был около четырех километров, так что мы получили категорический приказ не работать ниже 4,5 км. Но с такой высоты отработать цель непросто — это такой опыт нужен, который не у каждого штурмовика есть. У меня такой опыт был, я к тому времени налетал четыре сотни только боевых вылетов, но я работал в Афганистане больше года, а обычно летчики через этот период сменялись, и на их место приходили молодые, необстрелянные. А боевой летчик без опыта — это ноль, пустое место. Такой и задачу не выполнит, цель не поразит и сам погибнет.

В общем, тяжело стало работать — целые районы Афганистана закрыли для полетов, потому что душманы с переносными ракетными комплексами научились высоко в горы залезать, и таким образом «потолок» зоны поражения «Стингером» поднялся до 6–8 километров. Операторы ПЗРК у душманов отлично экипированы были — специальные термокостюмы надевали, саморазогревающиеся консервы жрали, рации мощные использовали. В такой ситуации даже опытный штурмовик не сможет нормально работать, потому что риск превышает все разумные пределы — как бы ты накануне операции ни придумывал неожиданные пути отхода, при массовом и грамотном применении ПЗРК подбит будешь наверняка.

У нас на основной базе в Кандагаре тоже стали работать иначе — взлет и посадку проводили по таким резким траекториям, что летчики стали получать баротравмы. Буквально плевра в легких у некоторых летчиков отслаивалась, дышать потом на земле больно было. А если садишься плавно, без пикирования, есть реальный шанс схлопотать ракету из «зеленки» ближайших холмов. Конечно, аэродром охраняется, но посты охраны не сплошные, «духи» по ночам проскакивали в разрывы, залегали в засады и ждали своего часа. Лежит такой умник в камуфляже и с уже нацеленной ракетой на плече, не шевелится — как его увидишь? Оставалось только взлет-посадку совершать по самым крутым глиссадам, какие только позволяла конструкция самолета и собственное здоровье.

А еще «духи» принялись минировать подходы к аэродрому и дороги вокруг. Причем наши саперы тоже минировали все вокруг, так что, когда я видел на летном поле афганских мальчишек, прибегавших к нашим солдатикам менять всякое барахло, очень удивлялся — как они просачивались? У нас профессиональные саперы зачастую подрывались, а эти пацаны туда-сюда невредимыми бегали, как заговоренные.

А еще нас стали по ночам обстреливать стомиллиметровыми ракетами. Не часто, но регулярно — раз в неделю обязательно что-то прилетит. Стреляли душманы крайне неточно, наугад, но все равно это было неприятно. Однажды все-таки попали в наш жилой модуль — ночью, часа в три. Я спал, разумеется, — и вдруг грохот, стекла разбиваются, а над моей кроватью осколок ракеты торчит. Я, конечно, проснулся, посмотрел в дырку — этот осколок четыре стены модуля прошил, прежде чем ко мне явился.