Штурмовик

Выясняется, что никто, кроме меня, парашюта не видит.

Командующий дает указание:

— Раз они не видят ничего, пусть уходят, что толку их там держать. Ну а ты, как, наблюдаешь?

— Наблюдаю.

— Хорошо, наблюдай.

Делаю коробочку над Колей, заодно интересуюсь у замполита, который опять наверх ушел:

— Шумилова видишь?

А там такое яркое пятно от парашюта, красно-белое, я его на склоне явственно вижу. Как можно его не видеть, не понимаю.

Но замполит отвечает, что не видит ничего.

— Гору с круглой вершиной видишь?

— Вижу.

— На ее южном склоне парашют видишь?

— Не вижу.

И Петр Шмонов, ведомый мой, тоже гору видит, а парашют — нет.

Ну что тут скажешь? Говорю им всем: отработайте вот по той дороге и тому кишлаку, чтобы «духи» не лезли к Коле, а потом уходите на базу, топливо ведь кончается.

Они вдвоем постреляли слегка, но снарядов и у них тоже почти не осталось. Улетели в Баграм.

Остался я в этом ущелье один. Конечно, страшно было очень. «Духи» ведь не идиоты, видят, что над ними происходит. Сейчас они наверняка лихорадочно приводят в порядок свои пулеметы, вытаскивают «Стингеры» из «нычек», выцеливают меня.

А мне даже маневр хороший противоракетный не сделать — я боюсь парашют из вида потерять, а кроме меня, «вертушки» поисково-спасательной службы наводить на Шулимова некому.

Так и летаю на последних каплях горючего, обмирая от каждого подозрительного дымка на склонах и прислушиваясь к системе оповещения о пуске ракеты. И что совсем плохо, «золотая стрелка», радиомаяк на кресле у Николая, отчего-то не работает — то ли поврежден маячок, то ли не укомплектовано у него кресло было.

Тут, наконец, «вертушки» показались. Начал я их на склон наводить, но все без толку. На вертолетчиков, как и на моих летчиков, тоже какое-то затмение нашло — не видят они парашют, хоть ты тресни. Я и так объясняю, и эдак — не видят, и все тут.

А у меня индикатор топлива уже красным сияет, минут на десять полета керосина осталось. Это значит, через минуту мне на Баграм разворачиваться надо, ближе здесь аэродром есть только в Пакистане.

Наконец, бортмеханик первого вертолета заметил парашют, рапортует на КП, что садится на площадку выше, которую я раньше для них присмотрел. Я по рации его рапорт выслушиваю, молча радуюсь, что нашли и сейчас заберут нашего героя.

Вот на плато сел один из вертолетов, из него выбралась группа спасения, побежали они вприпрыжку вниз за Шулимовым.

Я по-прежнему круги вокруг этого хребта наматываю, прикрываю группу от возможного нападения. На индикатор топлива стараюсь не смотреть, чтобы лишний раз не расстраиваться.

Но через минуту-другую понимаю, что-то возятся они слишком долго. Спрашиваю, что случилось, почему не взлетают.

— Саня, пилота забрали, но мы сейчас еще раз сходим, парашют заберем. Жалко его «духам» оставлять, полезная вещь.

Тут я, конечно, не выдержал:

— Вы охренели, что ли?! У меня топливо на нуле, я вас тут вечно прикрывать не могу! Пошли на взлет!

Командующий на КП крякнул, в нашу светскую радиобеседу вмешался:

— Ну ты, «три двойки», не матерись так в эфире. Спокойнее.

— Да какое не матерись, товарищ командующий! Сейчас еще одну машину можем потерять, а они парашют спасают!

— Тебе навстречу уже пара «грачей»[3] вышла, на прикрытие, сейчас тебя заменят.

— Понял вас. Наблюдаю взлет «вертушки».

— Взлетели? Тогда давай уходи, набирай высоту.

Проводил я взглядом «вертушку» с Колей, начал тянуть машину вверх по-максимуму. Дотянул до шести километров, а дальше «грачи» не годятся — кабины у нас негерметичные, тяжело работать выше шести километров.

Сделал аккуратный вираж, пошел на Баграм тихонечко и через несколько минут увидел свой аэродром. Успел предупредить КП, что пойду на посадку с ходу. Там народ догадливый, все сразу поняли и оперативно мне место расчистили.

И очень вовремя — только я вышел на глиссаду, первый двигатель делает так: «пу-у-у». И встал. Потом то же самое сказал мне левый. И наступила тишина — никогда я такой тишины еще не слышал в полете.

Но Су-25 — это классная машина, настоящий фронтовой штурмовик. Размах крыльев позволяет обходиться без двигателей, просто планировать, как большая птица, без единого взмаха крылом. Вот я и спланировал на посадочную полосу, а крыльями, что интересно, тоже особо не махал.

Сел в итоге без ошибок и приключений.

Народ, конечно, выбежал на поле поздравлять с успешной посадкой — механики, летчики. Обнялся со всеми, как в последний раз, потом поехал на КП, докладывать командующему по итогам операции.

А через два часа на КП и Колю Шулимова привезли — живого, без единой царапины.

Коля тоже сразу обниматься со мной полез:

— Видел тебя над собой, — говорит. — Знаешь, Саня, очень придает уверенности, когда товарищ рядом.

А сам так нервно хихикает, будто щекочут его.

— Ты чего веселишься так, Коля? — спрашиваю его.

— Я серьезен, как инфаркт! — отвечает он и опять хихикает. Нервов Николай, конечно, в этом бою потерял достаточно.