Штурмовики идут на цель

Тот день был по-летнему теплый и солнечный. Я только что вернулся с полета, доложил командиру о выполнении боевого задания и, получив новое, направился к самолету, чтобы по сигналу с командного пункта полка подняться в воздух. Возле самолета хлопотали техники и вооруженцы. Пока машину готовили к вылету, я решил отдохнуть. Прилег здесь же, в тени, под широким крылом самолета. Как обычно, вспоминаю детали последнего боевого вылета, анализирую свою работу. И вдруг слышу голоса;

— Старший лейтенант Гареев здесь?

— Здесь, товарищ майор. Вон на травке. Ждет, когда закончим…

Поднимаюсь и вижу — ко мне подходят заместитель командира полка по политчасти майор Голубев, секретарь партийной организации полка старший лейтенант Шилин, члены партбюро.

Я, видимо, немного растерялся, потому что Голубев по-дружески похлопал меня по плечу и ободряюще заметил;

— Ничего, ничего, все будет хорошо, — сказал он и обратился к членам партбюро;

— Вот тут, на травке, возле самолета, и проведем наше бюро. В кабинетах, товарищи, после войны насидимся… Когда все уселись, Голубев объявил повестку дня:

— В партийное бюро полка поступило заявление от командира второй эскадрильи старшего лейтенанта Гареева с просьбой принять его кандидатом в члены партии. Какие будут мнения? Прошу высказаться.

— Мусу Гареева все мы знаем давно. Два года на фронте. Воюет отлично, — высказал свое мнение один из присутствующих. Второй член партбюро сказал:

— На счету у Гареева уже не один десяток боевых вылетов. Хороший летчик и командир, возрождение второй эскадрильи — его большая заслуга.

— Он не только хороший летчик и боевой командир, но и умелый воспитатель. В эскадрилье и полку его уважают. На любое задание летчики идут с ним спокойно, знают, что с таким командиром и задание выполнишь, и на аэродром вернешься.

— Мнение одно: достоин быть коммунистом,-подытожил высказывания членов партбюро Голубев.

Слушая короткие выступления членов партбюро, я очень волновался. Всех их я хорошо знал. Меня они тоже знали неплохо; два года вместе работали. А на фронте человек проявляет себя очень быстро. Здесь каждый на виду. Мы вместе летаем громить врага, вместе готовим личный состав к выполнению заданий, ведем среди летчиков политико-воспитательную работу, вместе отдыхаем. Как, напри — > мер, может не знать меня тот же Шилин или Голубев? Заместитель командира по политической части у нас боевой и уважаемый человек. Прежде чем вынести какое-либо мнение о том или ином человеке, он обязательно наблюдает за его поведением в бою. Не раз Голубев летал и со мной. Причем делал он это весьма оригинально…

В начале января 1944 года я повел группу штурмовиков на борьбу с танками противника. В районе высоты 81,4 наша разведка обратила внимание на скопление танков врага. Что замышляют гитлеровцы? Что готовят? Надо сорвать их коварные замыслы!

И вот мы летим. Внизу — белесые зимние поля с едва заметными нитями дорог и балок. Фронт зарылся в землю, лишь кое-где из оврага идет дымок — ясно, здесь блиндаж.

Но тишина и безлюдность этих мест обманчивы. Мы хорошо знаем, какое большое количество войск и техники перебросили на плацдарм фашисты. В нужный момент они выползут из своих нор, готовые обрушиться на наши войска. Но и мы не бездействуем, готовимся к решающим боям.

Немцы обречены, это очевидно, но голыми руками их не возьмешь. Они будут упорно сопротивляться. А вот сейчас, по всему видно, задумали нанести удар по нашему переднему краю танками. Надо упредить удар.

Высота 81,4. Таких высот на этих равнинах много — обыкновенный пологий холмик, поросший бурьяном и ковылем. Но что там, за высотой? Танки? Они выкрашены в белый маскировочный цвет, и с большой высоты их видно плохо. Снижаемся как можно ниже, считаем:

— Один, два, четыре, семь, одиннадцать, семнадцать, двадцать!

Двадцать танков — сила немалая. Они могут натворить немало бед. Тем более, если удар будет нанесен неожиданно. Мы идем в пике, наши бомбы рвутся над высотой.

Разворачиваюсь, чтобы лететь домой, оглядываю перепаханное бомбами и снарядами поле. На нем — семь ярких костров. Это горят танки. Семь из двадцати уже не сдвинутся с места. Их попросту уже больше нет. А с остальными расправятся другие наши штурмовики или мы сами в следующий вылет. Никуда не уйдут и они.

Вдруг слышу в наушниках тревожный голос:

— Нас атакуют! Нас атакуют!

«Какой странный голос у Кирьянова», — успеваю заметить я и тут же забываю об этом; сейчас дорога каждая секунда.

Быстро перестроившись в круг, встречаем вражеские истребители дружным огнем. Они пытаются разорвать наш круг, пробить в нем брешь, но это не просто: каждый из нас надежно прикрывает хвост идущего впереди самолета, а сверху их отгоняют стрелки.

Долго мы кружились над передним краем. Наконец, один из «худых» прекратил атаки и стал выходить из боя. Машина, наверное, была повреждена, потому что самолет отваливался все дальше и дальше в сторону. Видя это, прекратили атаки и остальные вражеские истребители. Мы пошли на свой аэродром.