Мы ничего не ответили, пропустили его к двери. Все находились в напряженном ожидании: «Кто следующий?»
– Эх вы, – продолжал между тем спортсмен, – испугались докторов с молоточками! А еще пятый океан покорять собрались! Кто же примет таких? Тут, брат, подготовочку иметь нужно, парочку спортивных разрядов, выправку. Это же ясно, как дважды два!
«Ему хорошо с такими бицепсами, – думали мы, – его-то небось и без осмотра зачислят. Уж помолчал бы лучше, не растравлял душу!»
Но ему не терпелось.
– Вчера вот тоже отбирали, – продолжал он наставительно, – один из пяти прошел. А сегодня и подавно! Могу без всяких докторов сказать, кому здесь делать нечего. Хотите?
Он быстро окинул взглядом нашу притихшую группу, но тут дверь распахнулась и мужчина в белом халате назвал фамилию.
– Это меня, это меня! – обрадовался спортсмен и, выпятив грудь, смело шагнул через порог. Обратно он вышел расстроенным.
– Ну как? Зачислили? – спросил кто-то из любопытства, хотя все и без того были уверены, что его-то зачислят. Однако мы ошиблись.
– Отказали, – вздохнул парень. – Мотор, говорят, поскрипывает… Видно, перетренировался.
Мы так и ахнули. Кое-кто даже собрался ретироваться: уж если таких не берут! Но я твердо решил никуда не уходить, а добиваться своего. «Авиация – не секция штангистов. Здесь, оказывается, одних бицепсов мало», – подумал я.
Осмотр продолжался. Забраковали многих. Наконец вызвали меня.
В кабинет я вошел с замирающим сердцем на слегка одеревеневших от волнения ногах. Седой врач поглядел на меня поверх очков, спросил фамилию, тщательно записал что-то в своих бумагах и попросил сделать пять-шесть приседаний.
Я принялся торопливо выполнять его указания и вскоре сбился со счета, но продолжал упражнение до тех пор, пока меня не остановили.
– Довольно, дружок, довольно. Здесь не разминка перед футбольным матчем… Давайте руку. Проверим пульс…
Он долго выслушивал меня, выстукивал, заставлял закрывать глаза, вытягивать руки. Я беспрекословно подчинялся.
– Ну, что ж, – сказал он наконец, – превосходно, молодой человек, превосходно! Очень рад за вас, поздравляю.
Видя, что я, по-прежнему ничего не понимая, таращу на него глаза, врач звонко шлепнул меня ладонью по голой груди и весело сказал;
– Годен, годен! Можешь идти… Следующий!
Что я чувствовал, когда вышел в коридор? Пожалуй, уже ничего. Я так переволновался, дожидаясь своей очереди, и там, в кабинете, что на радость у меня уже не осталось сил.
И хорошо, что не радовался! Впереди, как это часто бывает в жизни, меня ждало разочарование. Дело в том, что, кроме медицинской, мы должны были пройти и мандатную комиссию. Здесь и произошла осечка.
– Фамилия? – строго спросил председатель комиссии.
– Гареев. Муса, – отвечаю.
– Откуда?
– Из железнодорожного техникума.
– Медкомиссию прошел?
– Прошел.
– Хорошо…
Он заглянул в бумаги и даже привстал:
– Э, друг, да ты какого года рождения?
– Двадцать второго, – отвечаю почти шепотом и чувствую, что проваливаюсь.
– Двадцать второго? Ах ты, черт, не пойдет!.. Рано тебе. Годок придется обождать.
Я пытаюсь защищаться, хотя и не очень-то верю в успех.
– Я хочу летать! Я столько об этом думал!.. Не имеете права!..
– Вот именно: не имеем права зачислять. Молод, не имеем права.
Я готов был расплакаться. Чувствую, вижу, что пора уходить, что все кончено, но не могу.
– Я вас очень прошу, очень!..
Председатель комиссии недовольно пожимает плечами и углубляется в бумаги. Ко мне из-за стола выходит уже знакомый мне Петров и по-дружески, как-то тепло и участливо берет меня под руку.
– Это хорошо, что ты такой упрямый. И что небо любишь – хорошо. Но порядок, сам понимаешь, есть порядок, его соблюдать надо. Приходи через год, обязательно зачислим. Сам с тобой заниматься буду…
Год ожидания тянулся долго. Успешно закончив первый курс техникума, я вернулся на каникулы домой и проработал лето в колхозе. Осенью 1939 года я стал, наконец, учлетом.
Теперь жизнь моя стала гораздо интереснее и полнее. Днем – учеба в техникуме, вечером – аэроклуб, ночью, когда друзья мои смотрят сны, я сижу над учебниками, выполняю срочные задания, маюсь над чертежами. Удивительно, как на все хватало сил! Видно, время было такое. Оно многого требовало от нас. Нужно было только хорошенько понять его.