Штурмовики над Карпатами

Прилетев в заданный район около 15 часов, мы с ходу атаковали станцию и стоявшие на ее путях эшелоны с войсками и грузом. Бомбы легли точно в цель. На станции вспыхнул сильный пожар.

После первой атаки один паровоз с десятью вагонами попытался уйти, но мы заметили этот маневр и в один из следующих заходов с пикирования ударили из пушек по котлу паровоза. Локомотив остановился, ну а остальное, как говорится, было уже делом техники.

На аэродром мы вернулись в сумерки, и сразу же доложили командиру полка и заместителю начальника штаба по оперативной работе капитану Соколову о результатах боевого вылета. На другой день, 20 января, город Новы Сонч был взят нашими войсками. А еще через полторы недели, 31 января, очередной боевой вылет чуть не закончился для меня трагически.

В тот день рано утром мы с начальником метеорологической службы 224-й штурмовой авиадивизии капитаном Г.В. Каминским вылетели на разведку погоды с аэродрома Заршин и взяли курс на запад.

Шли на высоте около 600 метров. Миновали города Кросно и Ясло, а еще минут через двадцать полета впереди по курсу показался город Новы Сонч. Облачность постепенно прижимала нас к земле. Новы Сонч прошли уже на бреющем. И вот здесь, недалеко от линии фронта, наш "ил" вдруг попал в зону такого мощного снегопада, что за стеклом фонаря абсолютно ничего нельзя было разглядеть. Очень осторожно и в то же время решительно развернулся на 180 градусов, контролируя положение самолета по приборам. Надо возвращаться обратно. Но что же все-таки произошло? Пытаюсь разобраться в обстановке и принять наиболее правильное решение. Скорее всего, снежный фронт пришел не строго с запада, а с юго-запада или, вернее, даже с юга и закрыл весь наш обратный маршрут, отрезав путь на аэродром, который располагался в горах. Лететь и делать посадку на него в таких погодных условиях было равносильно самоубийству.

Пока я так размышлял, летя на бреющем полете, с которого чуть-чуть просматривалась земля, под нами промелькнули стоянки самолетов соседней 227-й штурмовой авиадивизии, базировавшейся тогда на аэродроме Кросно.

Принимаю решение садиться на этот аэродром - он расположен на равнинной местности. Разворачиваюсь на бреющем "блинчиком" и захожу на посадку. Неудача! Оказалось, что я вышел к посадочной полосе под углом в 45 градусов, и если б стал садиться, то неминуемо врезался бы в самолеты на стоянках.

Ухожу на второй круг. Снова иду на посадку на ощупь, при полной невидимости аэродрома, под большим углом к посадочной полосе. И снова попытка приземлиться заканчивается безуспешно. На аэродроме стреляют из ракетниц, пытаются помочь. Только на третий раз я выхожу на посадку более удачно, под углом примерно в 15 градусов. Энергично подправляю самолет по направлению, выпускаю шасси, щитки-закрылки и сажусь, совершенно забыв, что люки моего самолета заправлены осколочными авиабомбами.

Снегу по колено, но он рыхлый, пушистый и не мешает самолету рулить по земле. Мне показывают место, где можно поставить штурмовик. К самолету со всех стоянок бегут летчики и техники. Подруливает аэродромная "скорая помощь". Подходит командир полка, поздравляет с успешной посадкой и с улыбкой добавляет: "Вы, товарищ старший лейтенант, видно, в рубашке родились".

Хозяева нас приютили, накормили обедом и дали возможность отдохнуть. Снегопад продолжался весь день, снег выпал глубиной до полуметра. Мне по телефону позвонил однокашник по летному училищу старший лейтенант Володя Морозов, который, оказалось, следил за нашим полетом, будучи оперативным дежурным по штабу 8-го штурмового авиакорпуса. Мы с ним не виделись больше года, с тех пор как он был списан с летной работы после неудачного прыжка с парашютом. Володя поздравил меня с удачной посадкой.

К вечеру установилась хорошая погода, и мы с капитаном Каминским, одновременно бросив взгляд на металлическую вышку высотой около ста метров, стоявшую на границе летного поля (во время пурги ее не было видно), молча сели в самолет и перелетели на свой аэродром. Так, казалось бы, безобидный полет на разведку погоды чуть не закончился для нас катастрофой.

Но беда в этот день все же случилась. Под вечер я и еще несколько летчиков сели в машину и поехали в село Заршин на ночлег. Не отъехав и трехсот метров от командного пункта, мы услышали большой силы взрыв в районе самолетных стоянок 3-й авиаэскадрильи. Повернули машину и, подъехав, увидели изрешеченный осколками разорвавшейся 15-килограммовой авиабомбы штурмовик, а под ним, на снегу, - раненого техника-лейтенанта М. Шостака. Оказывается, они с авиамехаником М. Могилевским разгружали самолет, спуская бомбы по плоскости. Могилевский доставал бомбы из люков, сидя на центроплане, и подавал их в руки Шостаку, а тот отвертывал взрыватели и укладывал их раздельно на земле. Но одна бомба проскользнула у него между рук и взорвалась, поразив лейтенанта в живот десятками осколков. Тяжело раненного Шостака отправили на санитарной машине в госпиталь. Было безмерно жаль, что нелепый несчастный случай вырвал из наших рядов еще одного боевого товарища.