Штурмовой батальон

– В ночь на 19 октября 1941 года нас пригласили на заседание ГКО, – вспоминал Пронин. – Там предстояло обсудить один вопрос: будем ли защищать столицу до конца или временно отдадим ее противнику, как это сделал в 1812 году фельдмаршал Михаил Кутузов? Когда собрались в комнате, откуда предстояло идти в кабинет Сталина, Берия принялся уговаривать всех оставить Москву. Он был за то, чтобы сдать город и занять рубеж обороны на Волге. Маленков поддакивал ему. Молотов бурчал возражения, остальные молчали. Причем я особенно запомнил слова Берии: «Ну с чем мы будем защищать Москву? У нас же ничего нет. Нас раздавят и перестреляют, как куропаток».

Вошли в кабинет Сталина. Когда расселись, Сталин спросил:

– Будем ли защищать Москву до конца?

Все угрюмо молчали. Он выждал некоторое время и повторил вопрос. Опять все молчат.

– Ну что ж, если молчите, будем персонально спрашивать.

Первым обратился к сидевшему рядом Молотову. Молотов ответил:

– Будем.

Так ко всем обратился персонально. Все, в том числе и Берия, заявили:

– Будем защищать.

Тогда Сталин говорит:

– Пронин, пиши.

Я взял бумагу и карандаш. Сталин принялся диктовать знаменитое: «Сим объявляется…». Потом приказал постановление ГКО немедленно передать по радио.

Сам подошел к телефону, связался с восточными округами и стал по маленькой записной книжке диктовать командующим номера дивизий, которые следовало срочно направить в Москву. Кто-то, кажется, с Урала, пожаловался, что нет вагонов для отправки войск. Сталин ответил:

– Вагоны будут. Здесь сидит Каганович, который головой отвечает за то, чтобы подать вагоны.

Говорили мы с Прониным и о том, как восприняли москвичи решение о прекращении эвакуации и объявлении осадного положения.