Штурмуя небеса

Противозачаточные таблетки, замороженные полуфабрикаты, лента «скотч», связывающая штаты система хайвэев, радио FM, стиральные машины, автомобили с вертикальным стабилизатором, линолеумные полы, магнитофоны — вот специфические примеры этой американской оптимистической веры в лучшее будущее.

Сенатор Джозеф Маккарти

Экономический подъем был настолько сильным и внезапным, что некоторые обозреватели полагали, что Америка переживает экономическую революцию, сопоставимую лишь с революцией 1776 года. Одна из самых ранних статей на эту тему появилась в 1951 году в воскресном приложении газеты «Зис Уик». Редактор, Уильям Николе, высказал мысль, что слово «капитализм» уже не вполне подходит для американской экономической системы. Это был слишком примитивный термин, вызывающий диккенсовские ассоциации — эксплуатацию тяжелого ручного труда неграмотных рабочих, которым почти ничего не платят. Слишком примитивный, чтобы характеризовать экономическую систему, которая была «несовершенной, но постоянно улучшающейся и всегда способной к дальнейшему самосовершенствованию — где люди вместе трудятся и работают, производя все больше и больше и разделяя между собой плоды своих трудов». «Называть ли нам эту систему новым капитализмом? — спрашивал Николе. — Или демократическим капитализмом? Индустриальной демократией? Мутуализмом?» Он предложил читателям посылать свои предложения и в течение нескольких недель получил пятнадцать тысяч ответов. При чтении «Зис Уик» создавалось впечатление, будто никто уже и не вспоминает о существовании профсоюзов.

В середине пятидесятых годов убеждение, что Америка превратилась в преуспевающее государство, стало правительственным трюизмом. Этого оказалось достаточно, чтобы редакторы «Форчун» опубликовали длинный обзор американской экономики, назвав его «Америка: перманентная революция». От названия веяло юмором холодной войны, так как «перманентной революцией» Троцкий называл коммунизм. Американский капитализм, как полагали авторы статей в «Форчун», доказал, что Маркс ошибался. Уровень жизни ежегодно возрастал. Америка быстро продвигалась к становлению бесклассового общества — в том смысле, что если не считать небольшого процента магнатов, все остальное население стало средним классом. Оправданность этого чувства получила подтверждение в 1956 году, когда процент беловоротничковых служащих превысил количество рабочих в «синих воротничках».

Но чему мы были обязаны этим замечательным экономическим ростом? «Форчун» считал, что наиболее важным фактором (являлись корпорации. Поначалу небольшие, они при помощи оптимизма и исторического интуитивного прозрения разрослись в гигантские механизмы, управляемые сотнями высококлассных менеджеров, выпускников Уортона[56] и бизнес-школы Гарварда. Прошло время разносторонних личностей, поднимавшихся в одиночку на крыльях воли и удачи: крупные корпорации были механизмами, функционировавшими независимо от того, кто был за рулем. Они были сами себе законом и признавали только две переменные: прибыли и расходы.

Резкое возвышение крупных корпораций не прошло незамеченным для общественного сознания. В 1956 году «Тайм» назвал человеком года Харлоу Кёртиса, президента «Дженерал Моторс». Другой бывший питомец «Дженерал Моторс» был автором одной из самых цитируемых в пятидесятые годы фразы: «что хорошо для «Дженерал Моторс», хорошо и для страны». На самом деле Чарлз Уилсон, министр обороны Эйзенхауэра и предшественник Кёртиса в кресле президента «Дженерал Моторс», сказал: «что хорошо для нашей страны, хорошо и для «Дженерал Моторс», и наоборот».

Конечно, с ростом подконтрольного корпорациям национального дохода — а в середине шестидесятых годов в Америке 150 самых крупных корпораций управляло ровно половиной национального богатства — различие между этими двумя терминами постепенно стиралось.

Жертвами новой корпоративной культуры стали магнаты. Хотя в 1953 году в Америке было около двадцати семи тысяч миллионеров, к ним относились уже без такого почтения, как к Эндрю Карнеги или Джону Рокфеллеру. Общественное мнение под влиянием романтических идей о постоянно повышающемся уровне жизни (которое шло к тому, что скоро все будут одним средним классом) постепенно отворачивалось от голливудских фильмов, изображавших изящные гостиные на Парк-Авеню, склоняясь все больше к простеньким телевизионным комедиям, действие которых разворачивается в небольших пригородных домах. Если крупные корпорации были наиболее ярким выражением национального духа, то предместья были его результатом. Они были «большими, бурно растущими и однородными», цитируя все тот же «Форчун». Они — мечта коммерсанта — росли в пятнадцать раз быстрее сельской или городской Америки. В качестве иллюстрации этого роста можно привести Лонг-Айленд, где «Левитт и сыновья» строили стандартизированные дома в среднем по одному за каждые пятнадцать минут.