Штурмуя небеса

Конечно, месяца слишком мало, чтобы дать точный ответ. Однако это было только начало, и, за несколькими исключениями (одним из них был Майрон Столярофф), все шло хорошо. Столярофф, познакомившийся с Лири весной 1962 года, был им очарован. И когда Лири пригласил его поучаствовать в том, что они задумали в Чихуатанейо, он мгновенно согласился. И теперь жалел об этом. В неролевом обществе Лири он ощущал себя чужим: мужчины держались с ним отстраненно, женщины мрачно. Возможно, этому поспособствовало то, что Столярофф всегда был готов защищать свой Фонд от обвинений в «торговле просветлением»: «Пятьсот баксов за раз?! Позор!» Но когда он пытался объяснить сложность финансирования исследований, которые не пользуются поддержкой медицинской бюрократии, это всегда встречало непонимание и равнодушие или даже враждебность. Это постоянное противопоставление «мы-против-них» ставило его в тупик, что еще больше усиливалось тем фактом, что последователи Лири не уставали говорить о любви и открытости, которую порождает ЛСД. Его сбивали с толку также «определения, концепции и манера описания экспериментов. Большей части терминов я просто не понимал, хотя я вовсе не новичок в работе с ЛСД».

После длительных и тяжелых попыток выстроить психологическую модель ЛСД Столярофф был просто не подготовлен к тому, чтобы понять увлеченность Лири религиозной терминологией. Бардо то, бардо это, в скором времени все мы станем буддами…

Слово бардо было взято в одной из любимых книг Хаксли — «Бардо тодоль», «Тибетской книги мертвых». Оно описывало состояния души, покидающей мертвое тело. Как-то, проводя сеанс для Мецнера, Лири открыл «Книгу мертвых» и прочел несколько страниц Мецнер Же, продравшись сквозь лабиринт странных тибетских понятий, внезапно ощутил, как его разум проходит сквозь разные слои сознания — именно так, как об этом писали тибетские ламы. Все были ошеломлены. Неужели перед ними древний справочник-путеводитель по психоделическим состояниям? Как позже заметил Альперт, в «Тибетской книге мертвых» содержались самые ясные описания всех состояний, которые «все мы испытали, но описать не могли. Мы говорили, что это невыразимо, неописуемо, и тем не менее все это нашлось в древнейшей книге, написанной две с половиной тысячи лет назад».

«История психоделического движения» — книжка-раскраска

Тим стал постоянно использовать «Книгу мертвых» (точно так Хаббард использовал для опытов христианские иконы и тексты). «О благородно-рожденный, ты покидаешь себя, — нараспев говорил ведущий во время сеанса. — Хотя ты еще цепляешься за свое сознание, оно уже неподвластно тебе. Помни, когда твое тело и сознание разделятся, ты сможешь испытать момент чистой истины. Не бойся и не печалься. То, что ты увидишь, — свет твоей истинной сути. Пойми это».

Тем не менее, как ни странно это звучало для Столяроффа, методика работала. Тим даже решил слегка осовременить это и переиздать «Книгу мертвых» под другим названием, как первое руководство по путешествиям в Иной Мир.

Но Майрон был не единственным, кто противостоял Лири. Альперта последнее время мучил неопределенный страх, чувство надвигающейся беды. Он не мог сказать, касается это предчувствие его одного или всей группы. Как-то ночью, приняв большую дозу ЛСД, он отправился на берег. Всю ночь до утра он бродил по полосе прибоя, на него накатывали гигантские океанские волны. Иногда он мельком задумывался, выживет он или умрет, но это его абсолютно не тревожило.

Последние несколько месяцев для Альперта были тяжелыми, их можно было воспринять как насмешку судьбы: его головокружительная карьера затормозилась именно тогда, когда он наконец занялся новыми незаурядными вещами («Это было интереснее всего, над чем я когда-либо работал, — говорил он потом в интервью, — и именно в этот момент люди начали чинить препятствия нашему делу».) Тяжелым это казалось Альперту потому, что люди, чинившие препятствия, были его друзьями, а ему, напротив, хотелось бы добиться их доброго мнения и расположения. Хотя Альперт довольно логично объяснял критику коллег простой научной завистью, по поводу Макклелланда он этого сказать не мог. С того момента как Альперт встал на защиту Тима, всем стало ясно, что он нашел нового учителя. А старому он сказал: «Я бы с радостью помогал ему [Тиму] просто потому, что он великий человек. И я готов помогать ему во всем — доставать деньги, готовить еду, убирать дом или воспитывать детей».

Но был ли он готов бросить Гарвард ради Тима? Решив, что напряжение на факультете общественных отношений стало слишком велико, Лири собирался в 1963 году, когда истечет срок его преподавательского контракта, уйти из Гарварда. Будущее психоделических исследований лежало вне научных кругов. В общем, перед Альпертом возникла дилемма — бросить науку и последовать за человеком, которого он считал мудрейшим в мире, или же предпочесть безопасную профессиональную жизнь.