Шуаны, или Бретань в 1799 году

«Солдаты!

На западе Франции остались лишь разбойники, эмигранты и наемники Англии.

В нашей армии более шестидесяти тысяч храбрецов. Жду в скором времени известий о том, что главарей мятежа уже нет в живых. Славу добывают тяжкими трудами; если б можно было ее добыть, держа штаб-квартиру в больших городах, кто бы не достигал славы?..

Солдаты, какой бы ранг вы ни занимали в армии, всех вас ждет признательность нации. Чтобы стать достойными ее, надо пренебрегать непогодой, льдами, снегами, жестокими ночными холодами, врасплох захватывать врагов на рассвете, истреблять негодяев, позорящих имя «француз».

Ведите кампанию быстро и смело. Будьте беспощадны к разбойникам, но соблюдайте строгую дисциплину.

Национальные гвардейцы, соедините свои усилия с усилиями линейных войск.

Если среди окружающих вы знаете приверженцев разбойников, арестуйте их! Пусть нигде не найдут они себе убежища от солдат, их преследующих, а если обнаружатся предатели, которые осмелятся приютить их и защищать, — пусть они погибнут вместе с мятежниками!»

— Вот голова! — воскликнул Юло. — Прямо как в Итальянской армии: сам к обедне звонит и сам ее служит. А как говорит!

— Да, но говорит он один, и только от своего имени, — заметил Жерар, уже начиная опасаться последствий 18 брюмера.

— Эх, святая душа! Подумаешь, важность! Ведь он человек военный! — воскликнул Мерль.

В нескольких шагах от офицеров перед вывешенным на стене воззванием толпились солдаты, но так как никто из них не умел читать, то все только глазели на афишу — одни беспечно, другие с любопытством, а двое-трое высматривали среди прохожих какого-нибудь грамотея по виду.

— Ну-ка, Сердцевед, погляди, что это там за бумажка, — с насмешливой улыбкой сказал Скороход своему товарищу.

— Догадаться нетрудно, — ответил Сердцевед.

При этих словах все посмотрели на двух приятелей, всегда готовых разыграть роль балагуров.

— Смотри сюда. Видишь? — продолжал Сердцевед, указывая на грубую виньетку над заголовком воззвания, на которой с недавних пор циркуль заменил нивелир 1793 года. — Это означает, что нашему брату, пехотинцам, немало придется пошагать. Замечаешь? Циркуль-то здесь раскрыт. Это называется «эмблема».

— Ну, молокосос, нечего тебе ученого корчить! Это называется «проблема». Я раньше служил в артиллерии, — сказал Скороход, — так у нас офицеры на проблемах собаку съели.

— Это эмблема.

— Нет, проблема.

— Давай спорить.

— На что?

— На твою немецкую трубку.

— По рукам.

— Извините за беспокойство, гражданин майор, ведь верно, что это эмблема, а не проблема? — спросил Сердцевед у Жерара, который, задумавшись, шел позади Юло и Мерля.

— И то и другое, — серьезно ответил Жерар.

— Майор посмеялся над нами, — сказал Скороход. — Эта бумажка означает, что наш генерал из командующего армией в Италии стал консулом, — чин очень важный, и теперь у нас будут и башмаки и шинели.

ЧАСТЬ ВТОРАЯ Идея Фуше

В самом конце брюмера, однажды утром, когда Юло проводил ученье в своей полубригаде, уже полностью сосредоточенной по распоряжению свыше в Майенне, курьер из Алансона подал ему депеши; Юло принялся их читать, и лицо его выразило сильную досаду.

— В поход! — сердито крикнул он и, сложив депеши, засунул их на донышко треуголки. — Две роты выступят со мной на Мортань. Там шуаны. Вы тоже пойдете со мной, — сказал он Мерлю и Жерару. — Но пусть меня сделают дворянином, если я хоть слово понимаю в этой депеше. Может, я поглупел? Ну, все равно. Идем! Времени терять нельзя.

— А что за дичь была в этом ягдташе, командир? — сказал Мерль, указывая носком сапога на министерский конверт депеши.

— Разрази их гром! Ничего особенного. Опять только пакостят нам!