Шухов

Но были и такие достижения, которые не могли вместиться ни в одно из зданий. Самыми большими экспонатами были паровозы (их поставили на набережной) и пароходы (они пришвартовались на Москве-реке). Вскоре после закрытия выставки многие ее уникальные экспонаты заняли свое место в Политехническом музее.

Одной из целей грандиозного смотра были не только демонстрация того, на что способна Российская империя, но и создание будущего Музея прикладных знаний, ныне Политехнического. В экспозицию музея вошли многие технические новинки с выставки. На открытии музея 30 ноября 1872 года профессор Владимир Андреевич Тихомиров огласил следующее повеление императора: «Для устройства в Москве музея прикладных знаний и заведования оным учредить особый Комитет на основаниях, изложенных в положении комитета гг. министров…» Поначалу экспозиция размещалась во временном здании, пока на Лубянской площади строилось специальное здание для музея.

«Чему нас учили? — вспоминал Шухов. — Даже с точки зрения решенных в то время наукой вопросов наше образование грешило многими пробелами. При изучении механики нам не давали никаких точных сведений о расчетах механизмов. Естественно, в то время мы не имели никакого понятия ни о радио, ни о телефоне, не имели понятия о турбинах и даже электрическом свете. Впервые электрическую лампочку я увидел в Англии спустя несколько лет по окончании училища. Недостаток технических знаний, которых, правда, в то время нам и не могли дать, с лихвой восполнялся нелюбимым Законом Божиим. Им пичкали нас до того усердно, что можно было думать, что из нас собираются готовить церковных служителей, а не инженеров. Закон Божий как нельзя лучше дополняла казарменная дисциплина. Казарменная обстановка все же не могла противостоять просачиванию революционных идей. Мы увлекались теорией Сен-Симона, Фурье… Все же чем характерна была организация учебного процесса еще в самых ранних истоках развития училища? От нас требовали прекрасного усвоения основ физико-математических знаний, на базе которых инженер имеет все для своего дальнейшего самостоятельного роста»^{21}.

Усвоив необходимые знания, Шухов уже к концу учебы изобрел паровую форсунку — прибор, совершающий разбрызгивание мазута в топках с использованием упругости водяных паров. Схема работы форсунки такова: кольцевая струя пара подхватывает внутреннюю струю мазута, направляет ее вперед и, исподволь разрушая, превращает ее в туман^{22}. До Шухова форсунками занимался изобретатель Александр Ильич Шпаковский, но в его конструкции был недостаток — выходящая из отверстия струя пара расширялась, теряя значительный объем энергии. По широте своих интересов полковник Шпаковский чем-то похож на Шухова: чего он только не изобретал, но вот судьба его печальна — изобретения в конце концов сделали его инвалидом, а затем довели до сумасшедшего дома, где он не переставал делать открытия, да там и скончался в 1881 году в возрасте пятидесяти семи лет.

_{Обложка книги Д. И. Менделеева с изображением форсунки высокого давления системы Шухова. 1897 г.}

Опытную модель своей форсунки Шухов сделал сам в мастерских училища, а Дмитрий Менделеев украсил ее изображением обложку своей книги «Основы фабрично-заводской промышленности» в 1897 году, то есть через два десятка лет. К тому времени форсунка нашла широкое применение в нефтяной промышленности, ибо изобретение студента Шухова пришлось как нельзя кстати — до 1870-х годов мазут причисляли к отходам нефтедобычи, из-за своей густоты он проигрывал керосину — основному виду топлива. Внедрение форсунки Шухова позволило найти мазуту другое, более прибыльное применение. Принцип ее работы используется по сей день, в частности в системе впрыска автомобильных двигателей. Форсунка оказалась золотой, в буквальном смысле.

Курс ИМТУ Владимир Шухов окончил в 1876 году со знанием инженера-механика и золотой медалью. В знак признания его выдающихся способностей он был освобожден от защиты дипломного проекта…

Глава третья СЕРЕБРЯНЫЕ ЗАПОНКИ ИЗ ФИЛАДЕЛЬФИИ

Скромный в быту, равнодушный ко всякого рода драгоценным побрякушкам, Шухов тем не менее очень дорожил серебряными запонками. Он не купил их, а сделал на заказ после поездки в Америку из привезенных оттуда же двух 25-центовых серебряных монет (тех самых, с белокрылым орлом на аверсе и статуей Свободы на реверсе). Это была память на всю жизнь — монеты надо непременно где-то хранить, а запонки, вот они, на руках (причем золотых!). Посмотришь на них и вспомнишь, как этими самыми руками здоровался с самим Томасом Эдисоном…