Шулер

— …Наркотиков необходимо избегать по той же причине. Я не хочу убивать тебя. Я бы также предпочёл сохранить тебя с целыми конечностями и органами. Если я буду открыто тебя сканировать, ты будешь сопротивляться, хочешь ты того или нет. Если я буду сканировать достаточно глубоко, то высоки шансы, что телепатическое сдерживание тебя убьёт. Или разрушит твой разум, чего я тоже не хочу. Убрать сдерживающее устройство я явно не могу, — Териан-2 ещё шире развёл руками, улыбаясь. — Честно? Хотелось бы мне иметь возможность задать этот вопрос моему другу Дигойзу. Он всегда очень хорошо решал такие загадки.

Ревик не дал раздражению отобразиться на его лице.

Териан-2 добавил:

— Ты всегда имел несколько тёмные наклонности в своих методах, Реви'. Теперь я гадаю, было ли это также вызвано войнами? Твоя креативность расцвела на почве допроса французских пленников? Или сами нацисты разожгли в тебе эту искру?

Ревик уставился на свои руки, сцепленные и лежащие на полу.

Кости в них выступали под туго натянутой кожей.

Он чувствовал, как что-то пытается до него добраться — бледная серебристая нить, нависшая над его светом. Паранойя теребила краешки его сознания — смутное воспоминание о том, как он был потерян. Хуже того, Ревик ощущал кнопки, на которые пытался давить видящий, проблеск удовольствия, которое пыталось проникнуть, пробраться в те части его, что оставались спящими, но не запертыми. Воспоминания пытались объединиться, напомнить ему о других вещах, в которых он некогда был хорош.

До Ревика дошло, что должен был включиться рефлекс его света. А ошейник должен был вспыхнуть, когда он напряг свой свет.

Но его разум ощущался расслабленным.

Слишком расслабленным.

Ревик уставился в пустой стакан.

— Да. Что ж. Я говорил, что наркотиков нужно избегать, Реви', - извиняющимся тоном произнёс Териан-2. — Но непрактично совсем их исключать. Конечно, с ними нужно обращаться осторожно. Ты всегда обладал той странной невосприимчивостью, — Териан-2 рассматривал его так, словно Ревик был насекомым, карабкающимся по мокрому кафелю. — Возможно, это поможет тебе вспомнить, знаешь ли. Это ведь будет хорошо для тебя, да? Меньше смятения?

Пальцы Ревика сжались вокруг стакана.

— Видишь ли, у меня есть теория, — задумчиво сказал Териан-2. — Думаю, ты все вспомнил некоторое время назад, Реви'. Мне любопытно увидеть, какая часть тебя пробудилась наперёд твоего сознательного разума, — он всматривался в глаза Ревика. — А ещё я искренне полагаю, что ты знаешь порядок преемственности, друг мой. Или, возможно, ты что-то с ним сделал, а? Что-то, что ты забыл?

Когда Ревик продолжил таращиться в стакан, Териан вздохнул и щёлкнул языком.

— Признаюсь, мне все ещё очень сложно читать тебя. Даже теперь, когда ты якобы под моим контролем, я чувствую, что знаю тебя меньше, а не больше, — его тёмные губы поджались в тонкую линию, пока он всматривался в лицо Ревика. — Отчасти это притворство, да, но не полностью. Ты прячешься за личиной покорности. Покорностью Галейту, мне, Семёрке. Твоим Предкам. Все это заставляет меня задаваться вопросом, а что же скрывается за этой личиной.

Ревик мысленно закатил глаза.

Улыбнувшись, Териан зажёг дорогую, судя по запаху, палочку hiri, выдохнув облако сладкого дыма. Голод Ревика усилился.

— Полагаю, я понимаю, — сказал Териан. — …По крайней мере, частично. Учитывая, как ты был воспитан, у тебя есть много практики и в лежании, и в подчинении, — он легонько укусил кончик hiri, посасывая смолу. — И все же я нахожу поразительным, что за все эти месяцы я не почувствовал от тебя реакции, которая не ощущалась бы изумительно хорошо подготовленной. Полагаю, все это действительно утомляет тебя на некотором уровне, я прав?

Ревик уставился на свои руки.

Когда молчание затянулось, он издал своеобразный лающий смешок.

Териан улыбнулся, вновь опустив свой вес на стул.

— Если ты не желаешь говорить о порядке преемственности, возможно, мы сможем обсудить другие вещи. Расскажи мне об Элизе, Рольф, — он стряхнул пепел с hiri. — Как тебя угораздило жениться на человечке? Как ты вообще умудрился оказаться в Германии?

Разум Ревика оставался вялым. Образы просачивались через трещины.

Её мёртвые глаза смотрели в его живые, улыбаясь, смеясь, пока она брела по сине-зелёной траве, и за ней струился шлейф темных волос. Он поймал её пальцы, затем всю её, и это было знакомо, так знакомо… но в каком-то отношении казалось омертвелым, далёким. Ревик и перевести дух не успел, как она уже снимала его одежду, просила его, и он лёг на неё, едва сумел сдержаться, когда очутился внутри.

Время стремительно ринулось вперёд.

Он стал старше, крупнее. Теперь она казалась ему маленькой.

Она завязала ему глаза, повела его в свою студию. Стена их дома с изображением меча и солнца…

Все потемнело.

Когда Ревик открыл глаза, он голышом лежал на холодном кафеле и трясся от боли.