Шулер (ЛП)

Я не трачу время впустую и не останавливаюсь полюбоваться пейзажем. Я не играю в потоках, которые текут быстрыми реками над или под тем местом, где я парю в облаках. Я не посещаю туманности, не смотрю на разноцветные звезды, как я делала это в первые несколько раз, когда приходила сюда одна. На вихри я тоже не отвлекаюсь.

Я направляюсь прямиком к серой стене вокруг места на вершине Пирамиды.

По мне тут же ударяют образы.

Большинство основывается на ключах, которые я повернула, чтобы зайти так далеко. Безликий мужчина ускользает, прячется за дверями. Иногда я использую Териана, чтобы попытаться приблизиться к нему.

В этот раз у меня есть кое-что поближе Териана.

Я сосредотачиваюсь на бородатом мужчине, которого я знаю как Халдрена.

Я не знаю, откуда он мне известен, но я его знаю. Я также знаю, что он такое.

Халдрен - безликий мужчина. Он - тот же мужчина, который пришёл к Ревику в той тюрьме во время Второй Мировой Войны, предложил ему работу среди Шулеров. Он - мужчина, который теперь сидит на вершине Пирамиды. Он - верхушка Пирамиды, её разум, её Глава.

В некотором смысле он - и есть Шулеры.

Одновременно и Халдрен, и Галейт.

Каким-то образом.

Я не понимаю, но и не забочусь об этом.

Халдрен шепчет над избитым телом старика.

«Лиего... Лиего... почему ты это сделал?»

Лиего Кардек. Халдрен называл его Мостом.

Ревик винит Кардека за войну, которая убила Элерианцев, но я-то лучше знаю. Я лучше знаю и самого Лиего. Лиего и Халдрен имеют общее прошлое, делят целую хронологию жизней, которую я не понимаю, но вынуждена принять её на некотором уровне - хотя бы настолько, чтобы использовать эту информацию.

Я вижу Лиего с Халдреном, когда тот - ребёнок. Халдрен - пронзительно вопящий, болезненный ребёнок в лохмотьях, одинокий и брошенный. Лиего баюкает его, поёт песни, когда приют поздно забирает его из школы, где преподаёт Лиего.

Лиего жалеет мальчика. В конце концов, это сострадание перерастает в более глубокую любовь.

Мальчик переезжает к нему и мужчине по имени Массани, когда после первого этапа войн никто не забирает его к себе. Я смотрю, как Лиего кормит четырёхлетку. Я вижу, как он говорит со злым, сбитым с толку подростком, держит его, когда тот кричит из-за расстройства или отвержения.

Я вижу, как Лиего обучает его в своей частной лаборатории, готовит его к экзаменам, вводит его в общество, которое принимает мальчика из-за того, кем является Лиего.

Во мне нарастает ненависть, смешанная с любовью, которая причиняет ещё большую боль.

Это не моя жизнь, не мои проблемы, но я принимаю это близко к сердцу. Я принимаю его близко к сердцу. Я пробиваюсь через стену за стеной, следуя за нитью того тощего ребёнка.

Он все ещё существует. Где-то.

Халдрен. Его зовут Халдрен.

Во мне живёт беспечность. Я решаю, что устала от медленных способов, от игры в прятки на манер видящих, шаг за шагом, прочерчивания и стирания линий, всего этого шпионского дерьма, которому я изо всех сил старалась следовать, пока Ревик учил меня. Мне не нужно понимать все нити, которые связывают меня с этим местом и временем. Я ищу монстра, который убил мою мать. Мне нет никакого дела до того, что когда-то он был ребёнком на какой-то версии Земли - если только это не может помочь мне найти его сейчас.

Отбросив притворство, я представляю себе ребёнка перед своим мысленным взором.

Я взываю к нему.

Я ору его имя сквозь безликие тени отдалённой Пирамиды, и большинство созданий, привязанных к этой тюрьме, не слышат.

Я думаю, что эти попытки жалки, что я впустую трачу время, когда...

Я с ним.

Внезапно я там, на вершине всех этих соприкасающихся линий.

Я парю над верхушкой Пирамиды.

Шокированная своим успехом, я вижу его. Он сидит один, в структурированной комнате. Серебристые и жёсткие бело-металлические линии идут к его голове и сердцу.

Ребёнок - одна из тысяч шепчущих масок.

Он выглядит как машина. Пирамида исчезла - я осознаю, что она исчезла потому, что я внутри неё. Халдрен не шевелится, словно вовсе меня не видит. Он покоится во сне. Ровная, приятная пустота.

Наблюдая, как он существует в этом состоянии, я ловлю себя на том, что почти понимаю.

Здесь он в безопасности. Здесь он защищён так, как старик не мог защитить его при жизни. Он защищён от чувств, от уязвимости, от переживаний из-за всего, что может навредить ему или заставить ощутить боль. Он может сидеть в этом пустом пространстве, неприкасаемый, потому что серебристый свет гарантирует, что он ничего не почувствует. Он может отдавать приказы и говорить себе, что он ничего из этого не делал. Он может быть королём призраков, пустых машин.

Он может убить мою маму.

Или он может позволить этому случиться, и тоже совершенно не заботиться об этом.

Злость вспыхивает в моем свете. Из меня выходит белая арка, совершенно отличная от сочащихся нитей, затмевающих Халдрена на его металлическом троне. Пламя искрит, вступая в контакт с дрожащими нитями Пирамиды. Оно находит одну из связующих точек.

Воцаряется странная тишина.

Затем запутанный серебристый шар взрывается.