«Я был добр, — говорит Галейт. — Ты должна знать, что я мог бы показать тебе вещи намного хуже».
«Ага, — сухо произношу я. — Очень добр. Если бы ты показал мне что-то слишком из ряда вон выходящее, я бы отбросила это как чистое безумие. Вместо этого ты показал мне рациональную версию, зная, что я её никогда не забуду».
Галейт усмехается с искренним довольством, хлопнув по краю дивана. «Очень хорошо, Элисон! Возможно, ты все ещё кое-что понимаешь в этой жизни».
Мой свет сжимается, зная, что это тоже был тычок в мою сторону.
Ему известно, что я осознаю разрыв между мной и другими видящими, и особенно между мной и Ревиком. Я знаю, какой медленной я кажусь им всем, как мало я могу делать со своим светом. Я помню, как играла с Ревиком в шахматы в Сиэтле, день за днём, не выигрывая ни одной партии. Я помню, как он учил меня водить автомобиль, стрелять, разговаривать с машинами, есть еду видящих.
Когда я думаю о нем, его присутствие становится сильнее.
Я также чувствую, как демонстрация, проведённая Галейтом, влияет на способность моего света найти его.
Там задерживается неохота, сомнение. Я сосредотачиваюсь на Галейте и обнаруживаю, что он внимательно за мной наблюдает. Я крепче скрещиваю руки перед своим световым телом.
«Я думала, это Териану нравится играть в игры. Разве ты не должен быть среди них взрослым, Халдрен? Возлюбленным и благодушным лидером?»
Галейт делает пренебрежительный жест одной рукой.
«Это не игры, Лиего, — говорит он. — И ты ошибаешься. Я не осуждаю тебя за твою неопытность. И не путаю это с нехваткой информации. Твой супруг тоже этого не делает».
Я не спорю с ним. Однако и не верю ему до конца.
«Так где Териан? — спрашиваю я. — Где-то там, опять пытает людей от твоего имени?»
Галейт мрачнеет, отчего смещающиеся грани его лица изменяются.
«Териан мёртв, — говорит он. — Прискорбная необходимость. Он не подчинялся контролю, — в его мыслях начинает звучать предостережение. — Но будут и другие такие, как он, Лиего. Они сделают то же самое и даже кое-что похуже, лишь бы добраться до тебя. Я не сумею разобраться со всеми ними вовремя».
Барабаня пальцами, он протяжно выдыхает.
«Ты действительно веришь, что обязана быть верна Семёрке? — говорит он. — Или тому семисотлетнему видящему, Вэшу? Ты его едва знаешь… ты всех их едва знаешь. Их мифы и суеверия ничего для тебя не значат. Не ври мне или ему, притворяясь, будто это не так».
Я чувствую в его словах тягу серебристого света.
«Если ты думаешь, что Вэш убережёт тебя и твою жизнь, Лиего, то тебе стоит поговорить с твоим мужем. Он может кое-что рассказать тебе о готовности Семёрки жертвовать близкими людьми ради их драгоценного Кодекса».
Глаза внутри этого бесконечно сменяющегося лица смотрят в мои. «Ты никогда не задавалась вопросом, как он умудрился быть нацистом и в то же время членом их клуба, отвергающего насилие? Тебе никогда не казалось это немного лицемерным, Лиего?»
Казалось.
Галейт улыбается, но я больше не чувствую там веселья. «Что ж. Тогда, возможно, это даст тебе основания простить своего супруга за то, что я показал тебе ранее».
Из темноты проступает образ.