— Да. Но мы зовём их Четвёркой. Наш миф — не такой же, как человеческий, — он наградил меня ещё одной слабой улыбкой. — Человеческий основывается на нашем.
Я тихо усмехнулась, не сумев ничего с собой поделать.
— Ну конечно.
— Так и есть, — настаивал Ревик, но в его голосе я тоже слышала веселье. — Четвёрка скорее как семья. Мост — их лидер.
Все ещё слабо улыбаясь, я задумалась над этим.
— То есть, ещё трое таких, как я?
Он сделал одной рукой жест «более-менее».
— Да. Ещё трое.
— И я — белый?
Он снова кивнул.
— Ты — белый.
Я тоже кое-что вспомнила о человеческом мифе — каждая лошадь была разного цвета. Белая, красная, чёрная. Затем ещё четвертая, которую я никак не могла запомнить…
— Бледная, — подсказал Ревик у плиты.
Я снова кивнула.
— Да. Смерть, верно?
Когда он ничего не сказал, я просто сидела там, стараясь расслабиться, пока он заканчивал греть суп. Разлив содержимое кастрюльки по двум чашкам, он вытащил из ящика ложки и подошёл со всем этим к бару, поставив один комплект возле меня.
— Хочешь что-нибудь выпить, Элли?
— Нет, — сказала я. — …Спасибо. Все отлично.
Когда он кивнул с неподвижным лицом, я поколебалась, желая сказать больше. Я попыталась решить, стоит ли расспросить его поподробнее о Четырёх Всадниках Апокалипсиса, или о Четвёрке, как он их называл, или лучше оставить это на другой день. Почему-то мне не очень хотелось заталкивать его в научный, лекторский режим.
Вместо этого я подняла чашку. Увидев, что это обычный дерьмовый человеческий суп, я испытала облегчение. Подув на ложку, чтобы остудить, Ревик показал на доску пальцами, которые держали ложку.
— Белые ходят первыми, — сказал он.
Я съела первую ложку супа, кивнула, затем поставила миску с супом.
Мне приходило на ум, что он с большой вероятностью и здесь надерёт мне задницу, учитывая, что в шахматах тоже должна быть составляющая видящих, как и во всем остальном. И все же мои губы приподнялись в улыбке, когда я сосредоточилась на доске, слушая тихое постукивание его ложки, пока он ел.
Когда я подняла взгляд, мои глаза остановились на вышитой тханке, которая висела на стене — золотистый Будда с умиротворёнными глазами. Под ним на маленькой полочке стояла зажжённая свеча. Палочки благовоний испускали крошечные завитки белого дыма.
Мне приходило на ум, что должно быть, это сделал Ревик — после того, как мы с Микой ушли.
Я никогда не была буддистом или вообще религиозным человеком, но по какой-то причине это тоже тронуло меня.
Я двинула свою первую пешку. Наблюдая, как Ревик смотрит на доску, прищурившись и держа в одной руке миску с супом, я снова улыбнулась.
Я не позволяла себе слишком задумываться о причинах этой улыбки.
Он обогнал меня, первым выйдя на улицу.
Я стояла в дверном проёме ниже уровня улицы, моргая от нудного дождя сиэтлского дня. Ревик на моих глазах перекинул ногу через сиденье мотоцикла, и моя нервозность ещё усилилась.
Мы уезжали.
Прошло почти четыре недели с тех пор, как я впервые проснулась в постели с ним.
Я начинала задаваться вопросом, собирались ли мы вообще покидать Сиэтл. Но отслеживая активность Шулеров и СКАРБ, Национальной Безопасности и неизвестно кого ещё, группа видящих где-то в Азии наконец решила, что для меня и Ревика будет безопасно двигаться дальше.
Главные новостные каналы все ещё гоняли «специальные репортажи» о том, кто я такая, и о моих возможных мотивах. Эти репортажи показывали изображения автомобильной погони по шоссе 101, наряду с аквалангистами и баржами, ищущими на озере Вашингтон GTX и наши тела. Пока власти не подтвердили и не опровергли слухи, некоторые новостные передачи все ещё называли меня телекинетиком. Я видела интервью с посетителями «Счастливого Котика» и с несколькими моими бывшими коллегами.
Касс и Джон не мелькали в недавних интервью, но я видела, что брали интервью у повара, Сасквоча. Я также видела интервью Анжелин и Кори, и некоторых других сотрудников тату-салонов, в которых я работала.
Большинство моих друзей выглядели довольно сильно потрясёнными, судя по их аватарам.
Лицо Ревика не появлялась ни в одном из этих репортажей.
Моё, напротив, мелькало всюду.
Они открыто называли меня террористкой, используя мои фотографии без аватара, примерно трёхлетней давности, с презентации одной из моих работ. Единственное изображение Ревика, которое я видела, показывало только аватар, и его называли «потенциальным сообщником», не используя его имя.
Плюс один — мою мать отпустили из тюрьмы.
Мика заверила, что они приставили людей наблюдать за её домом, чтобы удостовериться в её безопасности. Я пока не слышала ничего конкретного о Джоне, но Уллиса и Айви сказали мне, что его тоже наверняка скоро отпустят. Касс, видимо, залегла на дно. Они не нашли никаких отчётов о том, что её арестовали правоохранительные органы, так что я вынуждена была предположить, что она унесла ноги — или самостоятельно, или с Джеком, её то бойфрендом, то не бойфрендом с тех самых пор, как мы все вместе ходили в школу.
И все же я ни разу не расслабилась по-настоящему.