Шум и ярость

— Да, — сказал Джейсон. — И если бы мне найти такое должностное лицо, чтоб хоть мало-мальски позаботилось насчет защиты тех, кто его избрал на должность, то я бы тоже уже в Моттсоне сейчас был. — Он опять принялся излагать, едко подытоживать, как бы смакуя свое посрамление и бессилие. Шериф его уже не слушал.

— Джейсон, — сказал он. — На что вам было прятать в доме три тысячи долларов?

— На что? — сказал Джейсон. — Это мое дело, где я держу свои деньги. А ваше дело-помочь мне вернуть их.

— А матушке вашей известно было, что вы храните дома столько денег?

— Послушайте, — сказал Джейсон. — Мой дом ограбили. Я знаю кто и знаю, куда скрылись. Я прихожу к вам, поставленному на стражу закона, и я вас опять спрашиваю: намерены вы принять какие-то меры к возвращению моей собственности или нет?

— Допустим, вы поймали их, что вы сделаете с этой девочкой?

— Ничего, — сказал Джейсон. — Ровно ничего. Я до нее пальцем не дотронусь. Дряни, которая стоила мне моей должности и тем лишила меня единственного шанса на успех в жизни, которая свела в могилу моего отца и день за днем сводит в могилу мою мать, а мое имя обратила в посмешище в городе, — я ей ничего не сделаю, — сказал он. — Ровным счетом ничего.

— Вы сами ее довели до побега, Джейсон, — сказал шериф.

— Как я веду мои семейные дела, вас не касается, — сказал Джейсон. — Намерены вы мне помочь или нет?

— Вы сами ее довели, — сказал шериф. — А насчет того, чьи это деньги, у меня есть кой-какие подозрения, только вряд ли мне дознаться полной правды.

Джейсон стоял, медленно обминая в пальцах поля шляпы. Он сказал тихо:

— Так вы не окажете мне никакого содействия в их поимке?

— Это не входит в мои обязанности, Джейсон. Будь у вас фактическое доказательство, тогда я обязан был бы действовать. А так — думаю, что это не мое дело.

— И это ваш окончательный ответ? — сказал Джейсон. — Советую прежде подумать.

— Окончательный, Джейсон.

— Что ж, хорошо, — сказал Джейсон. Надел шляпу. — Вы об этом еще пожалеете. Я найду защиту. Тут не Россия, где нацепил бляху — и на него уже управы нет. — Он сошел с крыльца, сел в машину, завел мотор. Шериф смотрел, как он тронул с места, развернулся и рванул мимо дома — обратно к площади.

Высоко в солнечной ряби опять плыл благовест яркой кутерьмою звуковых лоскутьев. Джейсон остановился у бензоколонки, велел проверить шины и заправить бак.

— За город, верно, собрались? — спросил заправщик-негр. Джейсон не ответил. — Вроде все ж таки распогоживается, — сказал негр.

— Черта с два тебе распогодится, — сказал Джейсон. — К двенадцати как из ведра захлещет. — Он поглядел на небо, представляя себе дождь, склизкую глину дорог, свою машину, застрявшую где-нибудь за много миль от города. С каким-то злорадным торжеством подумал он об этом и о том, что в Моттсон поедет сейчас же и к полудню из-за этой неотложности очутится как раз в равноудалении от обоих городов, притом голодный. Во всем этом ему увиделся некий промах, послабленье со стороны давнишнего врага, имя коему Обстоятельства, — некий шанс, и он накинулся на негра:

— Ты сколько еще будешь там копаться? Уплатили тебе, что ли, чтоб задержал меня здесь подольше?

— Тут у вас скат спустил, — сказал негр.

— Отойди к дьяволу, дай подступиться, — сказал Джейсон.

— Да я накачал уже, — сказал негр, подымаясь с карточек. — Можете ехать.

Джейсон сел за руль, тронул с места, включил вторую передачу. Двигатель фырчал, захлебывался, а он, выжав до отказа педаль дросселя и яростно действуя кнопкой заслонки, гнал обороты. «Дождь будет, и обложной, — подумал он вслух. — Как раз на полдороге и захватит». Оставив позади город и колокола, он ехал, рисуя себе, как машина застряла и он пешком месит грязь в поисках упряжки мулов. «А на фермах никого, вахлачье все по церквам». Как, наконец, церковь разыскана, мулы отвязаны, а хозяин их, подскочивший было с криком, свален ударом кулака. «Я — Джейсон Компсон. Посмотрим, как это вы мне воспрепятствуете. Навыбирали шерифов — досмотрим, как шериф мне воспрепятствует», — сказал он вслух, воображая, как с двумя солдатами входит в здание суда и выволакивает оттуда шерифа. «Я тут должность теряю, а он будет себе сидеть ручки в брючки и смотреть. Я ему покажу должность». Не о своей племяннице он думал и не о деньгах, трех или скольких-то тысячах. Ни то, ни другое для него вот уже десяток лет не существовало раздельно, само по себе, а лишь олицетворяло в совокупности своей ту банковскую должность, которой он лишился, не успев и занять ее.