Шум прибоя

«В первый же вечер в Киото нас отпустили погулять. Я, Хадзимэ и Масару тут же отправились в ближайший кинотеатр. Это очень большое и красивое здание, похожее на дворец. Только вот сиденья неудобные — узенькие и жесткие, сидишь на них, как на насесте, никак не устроишься, даже попа занемела. Какой-то мужчина позади нас все время говорил сердито: „Ну-ка сядьте! Сядьте!" Вот думаешь, кажется, уселся удобно, однако этот человек как нарочно стал поучать нас снова. А стулья-то оказались складными! Вот почему мы втроем то и дело проваливались, а потом чесали головы. Матушка, посидеть бы вам разок на таком же стуле, так сразу почувствовали бы себя императрицей!»

На последних строках мать разрыдалась. Положила письмо перед божницей и стала молиться за детей, за их успешное возвращение, за хорошую погоду. И Синдзи заставила. В тот момент она подумала, что младший сын, в отличие от старшего, который и писал, и читал из рук вон плохо, оказался весьма смышленым мальчиком. Именно эта мысль — что у нее подрастает умный ребенок — вызвала слезы умиления и радости. Она отправилась к родителям мальчиков показать письмо; затем пошла вместе с Синдзи в общественную баню, где встретила в клубах пара жену почтальона, и тотчас упала голыми голенями на пол, благодаря ее за вовремя доставленное письмо.

Синдзи закончил мыться раньше. Он стоял у входа в женское отделение и ждал мать. Под деревянным обшарпанным карнизом с надписями клубился пар. Ночь была теплой, море спокойным. В нескольких шагах от Синдзи стоял какой-то мужчина, задрав к карнизу голову. Засунув обе руки в карманы штанов, он ритмично постукивал по камню деревянной обувью. В темноте Синдзи различил на нем коричневую кожаную куртку. Он не помнил, чтобы кто-то еще носил на острове такие дорогие вещи, кроме Ясуо. Если Синдзи окликал его по имени, он вообще редко оборачивался. Синдзи рассмеялся. Ясуо сделал вид, что не слышит, и продолжал невозмутимо смотреть на карниз, а потом повернулся и пошел прочь. Синдзи решил не обращать внимания на зазнайство Ясуо, однако такая выходка показалась ему странноватой. Из бани вышла мать, и они отправились домой. Синдзи, как всегда, молчал.

В тот солнечный день после бури, когда Ясуо вернулся с моря, его неожиданно навестила Тиёко. Она сказала, что ходила за покупками в поселок вместе с матерью, которая по оказии зашла к председателю артели. Тиёко тоже решила заглянуть в дом Ясуо, жившего по соседству. Юноша весьма загордился. Весь вечер он предавался раздумьям по поводу визита Тиёко. На следующий вечер после бани Ясуо шел по деревенской дороге, и ему в глаза бросились развешанные на стенах домов графики водозабора.

На острове не хватало питьевой воды. В прошлом году колодец стал пересыхать, и в деревне из-за воды не прекращались ссоры. У истоков небольшой горной речки, что бежала через всю деревню по ступеням вдоль вымощенной улицы, выкопали единственный колодец. Во время «сливовых дождей»[7] или после сильных ливней, когда речка стремительно наполняется мутными потоками, женщины затевают большую стирку. На берегу поднимается шумная болтовня и перебранка. Тут же снуют дети, пуская самодельные деревянные кораблики по течению, что в засушливый сезон не могло бы унести и щепочки. В верховьях речки бьют родники. Дождевые потоки стекают по горным склонам, собираются в маленькие пруды. Других источников воды на острове не было.

Еще раньше местная администрация постановила брать воду по очереди — при этом график передвигался каждую неделю. За водой обычно ходили женщины. Во всей деревне только смотритель маяка накапливал и отстаивал дождевую воду в цистернах. Если очередь выпадала на ночное время, то некоторым семьям воды порой не хватало, и приходилось довольствоваться скудными запасами. Только спустя несколько недель очередь выпадала им на утренние часы, когда колодец снова заполнялся водой.

Графики водозабора обычно развешивали в людной части деревни. В списке на два часа ночи стояла фамилия Мияда. Стало быть, сегодня дежурит Хацуэ.