Шум ветра

— Это папин подарок. Он много лет служил на Севере, сам убил медведя.

— Ружье тоже папино?

— Его. Теперь оно никому не нужно и висит здесь, у тети на даче. До войны мы жили в Ленинграде. Нас всех там застала блокада. Папа с мамой не выжили, а меня спасли люди. После войны меня забрала к себе папина сестра, привезла в Москву. Так я и выросла у тети. Ты еще узнаешь ее! Она человек старых правил, не одобрит моего теперешнего поступка.

— А по-моему, в старину тоже знали, что такое любовь.

— Любовь и понятие о любви — совершенно разные вещи. В этом вопросе не надо быть излишне оптимистичным. Тетя наверняка даст бой.

— Она любит тебя?

— Очень. Мне не хочется ее огорчать. О боях с другими я не задумываюсь, а тетю жалко.

— Любящие способны понимать и прощать.

Он лег на спину и сощурил глаза от яркого света, бившего в окно.

— Тебе не было страдным проснуться в незнакомой комнате и увидеть над кроватью ружье? — спросила Надя. — Оно настоящее, можно стрелять. Сейчас я почему-то вспомнила Чехова.

— Если ружье висит на стене, оно должно выстрелить? — угадал он.

— Да. Я очень люблю книги и много читаю. Сначала изучала русских классиков по таблицам, которые печатают для школ и массовых библиотек. Думала, все знаю, все поняла досконально. А потом, как начала читать их книги, выяснилось, что все эти таблицы совершеннейшая чепуха. А ты много читаешь?

— Я больше всего имею дело тоже с таблицами. Только не с такими, как в библиотеке. Цифры, чертежи, формулы, разрезы, проекции. От мельчайшей частицы до величайшего, бесконечного пространства. Частицы атома и вселенная — вот современные полюса человеческого познания. И все-таки каждый день бьешься головой об стенку от своего бессилия и ограниченности.

— Ты устал? Вообще?

— Вчера думал — устал, а сегодня понял — нет. Еще двести лет буду работать.

Надя положила свою голову ему на грудь. Распущенные волосы коснулись его подбородка.

— Странная жизнь! — сказала Надя. — Может быть, в те самые дни, когда я умирала от голода в Ленинграде, наши солдаты защищали меня оружием, сделанным из металла, для которого ты добывал руду?

— Вполне возможно, — сказал он. — В первый раз я приехал на рудник в начале войны знойным летом и застрял на три года. Работать приходилось много, дни и ночи пропадал в шахтах, спал в конторе или в сторожке, а с наступлением зимы поселился в бараке, где жили рабочие. У нас была железная печка, буржуйка. Топили ее поздно вечером, перед сном. Сушили портянки, варили кипяток. Спать ложились в одежде, не снимали шапок. Утром проснешься, а в чайнике на буржуйке лед. В те годы мы подружились с Димкой.

— Вы учились на одном курсе?

— Да. Вместе кончили, но не были друзьями. А там крепко сдружились. Катя появилась уже потом, в Москве, когда Дима приехал в аспирантуру.

— Они славные люди, — сказала Надя.

— Жаль, что у них нет телефона, — сказал Иван. — Они еще ничего не знают про нас.

— Узнают, — засмеялась Надя. — Все узнают, зашумят, всполошатся, полезут со своими благоразумными советами. Я хотела бы жить на необитаемом острове, далеко-далеко от всех. Чтобы никаких телефонов и телеграфов.

— От кого убегать?

— От скучных, ограниченных людей. Они очень опасные существа. Когда говоришь с ними, не знаешь, что у них на уме. А когда они молчат, то еще страшнее. Ни за что не угадаешь, что они сделают через минуту.

— Людей надо любить. Они достойны этого, честное слово, — серьезно сказал Иван.

— Но ведь не все одинаковы? Как узнать, кто хороший, а кто плохой? Это дьявольски сложно, их миллиарды. Кто может гарантировать, что завтра какие-то злые люди не бросят водородную бомбу в добрых людей, не сдвинут земной шар с его оси и не вызовут непоправимую катастрофу? Почему ты молчишь?

— Я слушаю тебя.

— Я понимаю твои мечты об идеальном человеке. Но кто может поручиться, что человечество не уподобится скорпиону, убивающему самого себя? Заманчиво, конечно, открывать новые и новые тайны природы, покорять стихию, чувствовать себя властелином вселенной. Но хватит ли сил остановиться, если увидишь перед собой пропасть?

Она замолчала. И было слышно обоим и ее и его дыхание. В напряженной тишине бились два человеческих сердца.

— Что же ты молчишь? — спросила она.

Он ничего не отвечал. Нежно гладил рукой ее лоб, мягкие волосы.

— Вот видишь? — тревожно заговорила она. — Вы всегда молчите, когда вам задают серьезные вопросы.

— Спрашивать легче, чем отвечать, — тихо сказал он.

— Боишься ошибиться?

— Я думаю.

— О чем?

— Хочу понять жизнь, чтобы не сбиться с пути, дойти до цели.

— Ты прав. Я понимаю. Жизнь — переменчивая штука. То черная, то белая полоса. Иногда эти полосы так далеко расходятся, что трудно переступить с одной на другую, Надо как следует примериться, изловчиться, чтобы перепрыгнуть и не сорваться в пропасть.

— Верно говоришь.