Шум ветра

— Теряюсь я в этом вопросе. Теперь, знаете, модно устраивать свадьбы с громадным количеством гостей, на сто и более человек. Да еще в ресторане, с официантами, с оркестром, не жалеют расходов, всех развозят на такси. А я считаю, что вместо этой шумихи пускай дадут нам родители запланированные деньги, а мы справим скромную свадьбу с ребятами в общежитии своими подсобными средствами. Ребята и водку принесут и на гитаре сыграют, а девки из своих же продуктов чего хочешь сготовят. С другой стороны, конечно понятно, где много солидных гостей, родственников, друзей, там могут и стоящие подарки принести. Нам же выгодно, деньги для свадьбы родителевы, а подарки наши.

Последнюю фразу он произнес как остроту и сам весело засмеялся.

— Ты, я вижу, не останешься в накладе, — покачал головой Николай Андреевич. — Интересные у тебя планы, открыл ты мне глаза на молодежь. Только вот что не понятно мне, объясни: ты какой-нибудь феномен, особенный парень или многие твои сверстники тоже такие?

— Чудно говорите! — засмеялся парень. — Какой же я особенный? Все молодые так теперь живут. Прежде чем двигаться, нужно хорошенько рассчитать траекторию, чтобы знать, где приземлиться.

Николаю Андреевичу стало скучно смотреть на веселого обаятельного Витьку и не хотелось продолжать с ним беседу.

«Какой, однако, неожиданный тип, — с огорчением в душе думал Николай Андреевич. — Говорят, яблоко от яблони недалеко падает. Если мы, наше поколение, яблони, неужели от нас пошли такие яблоки? Тут что-то не так, моя дочь, кажется, не такая. Не может быть, что все молодые так живут, как сказал этот мускулистый краснощекий здоровяк, который думает, что знает ответы на все вопросы жизни. Вранье это, обман, ложное обаяние молодости».

Окончив стелить постель, Николай Андреевич не удержался и сказал парню:

— Ты извини меня за прямоту, но лично я за тебя не выдал бы свою дочь. Не нравишься ты мне!

Витька ухмыльнулся, полез на свою постель.

— Я сразу понял, что вы человек старомодный. Надеюсь, у моей невесты родители шагают в ногу со временем. Спокойной ночи!

Он потушил свет и почти мгновенно захрапел.

А Николай Андреевич долго не мог уснуть. В окно уже пробивался ранний июньский рассвет, глаза не хотели закрываться, смотрели в потолок.

«Интересное дело! Хорош гусь, — с горечью думал о молодом человеке Николай Андреевич. — Хочет жениться и ни слова о любви, о красоте своей невесты, о будущих детях, о мечтах. Ничего духовного, весь по уши материалист. Телевизор, ковер, машина. И этот смеет уверять, что «все мы такие». Врешь, брат, не верю! Зачеркнуть, оплевать все, что мы сделали? Поставить знаменатель между телевизором с ковром, сервизом и высокими идеалами нашего общества? Бред! Чепуха!»

В вагоне совсем становилось светло. Николай Андреевич не пытался уснуть, смотрел в окно на пробегающий лес, на поля, на живописные селения, раскинувшиеся на зеленых пригорках. Вскоре показались заводские трубы, высокие дома, и вдали из утренней дымки медленно вставала Москва.

Дома Николая Андреевича встретила жена с тревогой на лице, взволнованная. Протянула телеграмму.

— Вот, полюбуйся. Что ты скажешь?

Телеграмма была лаконична: «Приеду воскресенье подготовь родителей Виктор».

— Кто это? Какой Виктор? — спросил он в недоумении.

— Олечкин жених, — сказала жена с дрожью в голосе. — Едет из Мурманска, делать предложение.

Николай Андреевич с растерянным видом опустился на диван.

— Где дочь?

— В институте, на занятиях. К обеду придет.

— А этот, Виктор? Когда пожалует?

— Оля звонила, что они уже встретились. Он заявился прямо в институт. Оба придут к обеду. Что будем делать, Коленька? — сказала жена тихим отчаянным голосом, повиснув на плече у мужа.

— Ну, что ты, дурочка, плачешь? Это же радость. Настал час нашей Оленьки, дочка выходит замуж. Только бы этот, Виктор, оказался настоящим, нынче всякие Викторы бывают. Видал я одного, не приведи господь!

Николай Андреевич вспомнил своего попутчика, усмехнулся. Тут же стал переодеваться, оживился, весело рассказывая жене, как праздновали их друзья в Ленинграде серебряную свадьбу.

— Жаль, что ты не смогла поехать. Как твоя ангина?

— Проходит. Уже не хриплю.

Они оба по-праздничному приоделись, дружно принялись готовить угощение к столу…

Около полудня раздался настойчивый звонок в дверь. Это, конечно, Оленька, она всегда так звонит, особенно когда у нее какая-нибудь радость.

Николай Андреевич остановился перед зеркалом, поправил галстук, надел пиджак, застегнулся на все пуговицы и с торжественным видом пошел открывать.

Когда распахнул дверь, лицо его невольно перекосилось, он застыл на месте и лишился речи. Перед ним стояла сияющая от восторга, красивая, юная дочь его Оленька… и рядом с ней высокий, краснощекий, расфранченный блондин… тот самый Виктор, с которым Николай Андреевич несколько часов тому назад ехал в одном купе из Ленинграда в Москву.

— Принимай дорогого гостя, папочка! — весело крикнула Оля и повела Виктора через порог. — Знакомьтесь: мой жених!