Шум за стеной

Рано утром, в воскресенье, Сашенька еще спала, Елизавета Ивановна не успела поставить кашу на плиту, как снова звонок. Ну конечно, он. Она даже улыбнулась:

— Вы бы, Петр Петрович, проделали дырку в стенке, чтобы на лестницу не выходить.

— Не смейся, — сказал Петр Петрович. — Я не заслужил такого отношения. Прости за вчерашнее.

— Ну что вы так стоите? Заходите.

— Спасибо, спешу. На рынок иду, улов надо реализовать. Ты меня не осуждаешь?

— Бог с вами! — сказала Елизавета Ивановна. — Ваше море.

— Вот и хорошо. Я что подумал — соседи мы все-таки. Не чужие. Вот ключи. Это верхний, а это средний. На нижний я не запирал. Заходи, отдыхай, пока я не вернулся.

— Ну что вы!

— Да, — сказал он быстро, всовывая в руку ключи, — ты и внучку взять можешь. Пускай на песочке поиграет. Ничего песочку не сделается… А если она кому расскажет, то ведь не поверят? Правда?

— Не надо мне ключей…

Ключи звякнули, упали на пол, а Николин уже спешил наружу, не оглядываясь, знал, что такая женщина, как Елизавета Ивановна, не оставит на полу ключи от чужой квартиры.

А когда она подобрала ключи и вернулась к плите, то в голове у нее сложились слова, которые надо бы сказать Николину, объяснить все, если он не так понимает. Слова получились значительные, неглупые, но не побежишь догонять…

После завтрака Елизавета Ивановна пошла с Сашенькой гулять во двор. Осенняя холодная погода все грозила дождем, но пока что было терпимо, если не считать ветра.

Посреди двора, за полосой мелких, робких еще саженцев, у песчаной горки, стояли мамы и бабушки, прогуливали детей. Порой кто-нибудь поглядывал на небо, потому что знали — дождь все-таки пойдет, не может не пойти. Ругали погоду. Ругали домоуправа, который обещал сделать качели, да все не делает. Еще кого-то ругали.

Потом, как бы по контрасту с погодой, кто-то заговорил о том, что в этом году была хорошая погода на Рижском взморье, а другая женщина сказала, как жарко было в Сухуми.

Елизавета Ивановна смотрела на Сашеньку, которая стояла в сторонке от других детей, тыча лопаткой во влажный песок.

— Тебе не холодно? — спросила она.

— Нет.

— Может, домой пойдем?

— Нет.

Ребенок был грустный, под стать погоде. Холодный ветер рвал последние листья с саженцев и раскидывал по ржавой траве.

— Пойдем, — сказала Елизавета Ивановна внучке.

— Я не хочу домой.

— Я не домой тебя зову. Мы в гости пойдем.

— Уже уходите? — спросила женщина, которая рассказывала про Сухуми. — Мы тоже скоро пойдем. Так недалеко и до бронхита.

Елизавета Ивановна оставила Сашеньку на лестнице, взяла ключи Николина.

— Это чужая квартира, — сказала Сашенька серьезно, глядя, как бабушка возится с замками. — Нас не звали.

— Дали ключи, значит, звали.

Дверь наконец открылась. Свежий теплый морской воздух ударил в лицо.

— Заходи, — сказала Елизавета Ивановна. — Только ноги вытри, а то дядя будет ругаться.

Она затворила дверь и сняла с девочки пальтишко.

— Ты не пугайся, — сказала она, осторожно открывая дверь в комнату. — И никому не рассказывай…

— А что? — Но тут Сашенька увидела море, очень обрадовалась и совсем не удивилась. Она пробежала несколько шагов к воде, оглянулась на бабушку и спросила: — А туфли снять можно? А то песок в них попадет.

— Разувайся, — сказала Елизавета Ивановна.

Над морем шли легкие пышные облака, белые чайки ссорились над сетью, развешенной на кольях, в которой запутались рыбешки, оставленные Николиным.

— Ты далеко не бегай, — сказала Елизавета Ивановна внучке.

— Я только попробую море и обратно, — сказала она.

Песок у самой воды был упругий, прибитый волнами, и идти по нему было легко и удобно. Но далеко Елизавета Ивановна не отходила, все оглядывалась на дверь, сиротливо стоящую посреди пляжа.

Сашенька нашла ракушку и подула в нее. Потом побежала за черепашкой. Она порозовела, глаза блестели, а Елизавета Ивановна подумала, что надо купить ей панамку.

— А там холодно и дождь пойдет, — радостно сообщила ей Сашенька. Она показала на дверь. «Странно», — подумала Елизавета Ивановна и сообразила, что она сама забыла раздеться, так и идет в пальто по морскому берегу. Осенняя влага паром отходила с рукавов ее пальто.

— Пошли обратно, — сказала она вдруг Сашеньке.

— Я не хочу.

— Мы вернемся. Только сходим в ту комнату и вернемся.

Она схватила Сашеньку за руку и потащила наверх, к двери.

В прихожей она посадила девочку на стул, дверь к морю затворила и сказала Сашеньке строго:

— Жди меня здесь. Я сейчас.

— Только недолго, — сказала внучка. — А то мне скучно. Я к морю хочу.

Елизавета Ивановна выбежала из подъезда. Уже начался дождик, и матери с бабушками разводили детей по домам.

— Погодите! — крикнула она…

Когда через два часа домой вернулся Петр Петрович, он сразу прошел к комнате. Сверху, от двери, он увидел, как полдюжины детей носятся по самой кромке воды в одних трусиках, а женщины сидят чуть повыше, устроившись в тени пальмы, и беседуют о чем-то женском и пустом.

— Это что еще? — крикнул он и, размахивая пустым ведром, бросился бежать вниз по склону. И натолкнулся на несмелую улыбку Елизаветы Ивановны. Она шла ему навстречу.