Шунь и Шунечка

И люди тогда были, несомненно, сообразительнее нынешних, ибо самостоятельно знали, что им кушать — без всякого напоминания со стороны отсутствовавшей уличной рекламы. Исключением можно считать внезапно появившиеся вялые неоновые призывы “Рыбные палочки из трески и полезны, и вкусны”, а также “Пейте томатный сок”. Опытные потребители делали однозначный вывод, что на сей раз в дефиците мясо. К своему счастью, они еще не знали, что и рыба тоже клюет все хуже и хуже, в невод косяком не идет. Рыба-то эта тоже, наверное, врагам за сребреники продалась.

Гадкие продавщицы разливали томатный сок по граненым стаканам из перевернутого стеклянного конуса с краником, на прилавке всегда стояла пол-литровая банка с солью с небрежно брошенной в нее алюминиевой чайной ложкой. Следовало зачерпнуть соли, размешать ее и выполнить неоновое повеление. По умолчанию предполагалось, что вы размешаете соль до того, как отхлебнете из стакана. Открою правду: нетерпение бывало столь велико, что получалось далеко не у каждого. В любом случае от этой процедуры соль намокала, комкалась и приобретала неопрятный помидорный налет. Ложки не пользовались популярностью у населения, но опорожненные стаканы ловкачи беззастенчиво тащили на вынос, где и наливали в них что-нибудь более задушевное, по преимуществу водку.

Следует заметить, что люди тогда были и намного предусмотрительнее: не имели дурного обыкновения шваркать опустошенный стакан, ласково именуемый “аршином”, о серый асфальт — вешали его на ветки хилых московских деревьев, ибо знали: не они первые, не они и последние, а томатный отдел неминуемо закроется за четверть часа до закрытия винного. Зеленые насаждения были хилыми, но отличались обилием. Под тусклым городским фонарем, под подмигивающим ему звездным небом скверы лоснились жирным стеклотарным блеском.

Редкие гастрономические призывы напрочь терялись среди кумачовых здравиц и тостов, типа “Да здравствует Коммунистическая партия Советского Союза!”, “Слава советскому народу — строителю коммунизма!”, “Куба — да, янки — нет!”, “Позор американскому империализму!”, “Семилетку — в четыре года!”. Первое благопожелание ловкачи переиначивали в “Чтоб все они сдохли!”, а последнее — в “Малолетки! Вперед!”. Следует ли считать это знаком того, что в гастрономическом разнообразии граждане ориентировались намного лучше, чем в сложной политической обстановке? Трудно ответить. Судя по черно-белым квадратным мордам в голубом экране телевизора, все тостуемые без исключения чувствовали себя прекрасно. Следует также добавить, что никто из плакатных героев не мог жить друг без друга. Коммунизм не мог жить без империализма, политбюро — без народа, испитой дядя Сэм в потрепанном цилиндре — без бодрого бородатого Фиделя в беретке и со здоровенной сигарой в крепких зубах. Вот такой был симбиоз, от которого по телу гражданина постоянно пробегали мурашки и судороги.

В общем, несмотря на очередь в коммунальную уборную и в общую ванную комнату, жизнь, как мне теперь представляется, отличалась большей гигиеничностью, а уж про порядок на улицах и говорить нечего. Даже велосипеды были тогда для строгости оборудованы трехзначными металлическими номерками. Все под контролем! Невелик велосипед, а все-таки транспортное средство передвижения! Неулыбчивые мужчины важно катили на них, прихватив широкие отвороты брюк бельевыми прищепками, предохраняющими штанину от попадания в цепь. За катание в нетрезвом виде можно было легко схлопотать неприятности по милицейской линии. Женский велосипед “Ласточка” без передней рамы попадался крайне редко — тогдашний прекрасный пол отчетливо понимал, что его сила заключена вовсе не в колесах, а в обтянутых капроном резных ножках на тоненьких каблучках, которыми тетеньки, тетки и девушки привередливо обстукивали необъятный город в поисках продуктов и приключений.

Слово “экология” было знакомо только профессорам. Страдавшая моторной одышкой цельнометаллическая коричневая “победа” напоминала не о порче воздуха, а о схватке с фашистской чумой. Черная “волга” с серебристым оленем на капоте казалась инопланетным объектом. Король вдыхал ее выхлопной газ с таким же наслаждением, с каким Шунь сейчас — луговое многотравье. Еще до начала первого урока Король пробегался по Гоголевскому бульвару с корзиночкой и наполнял ее мелкими упругими шампиньонами. Тогда еще никто слыхом не слыхивал про тяжелый металл в грибах и бензине, даже поэты еще ничего такого не чуяли:

Вдоль канала стоят заводы,
и под солнцем прозрачных утр
нефти радужные разводы
на канале — как перламутр.

Это про Ленинград было сказано, но и в Москве дела обстояли не хуже. Или не лучше. Разве сообразишь…

А еще… А еще… А еще много чего такого было. Вот ведь как! Только сказав “а”, скажи, пожалуйста, и “б”. Было, да сплыло, быльем поросло, назад не вернешь, обратно не родишься. Да и не надо.

Дикоросс Бубукин