Шура. Париж 1924 – 1926

Глава восьмая. Время расставания

Расставания никогда не были легкими, и Шура прекрасно знала, что ее ждет. Но она уже приняла решение, и теперь идея держаться за мужчину только ради собственного спокойствия казалась ей подлой и низкой. Она любила Алена, однако не настолько крепкой любовью, чтобы согласиться стать его женой или не видеть без него своей жизни. Она бы не хотела встретить с ним старость и воспитывать его детей. Ей нравились его проницательность и мягкий характер, она обожала его влюбленный взгляд и то, с каким пониманием он относился к ней. А больше ничего. Даже в самые моменты близости в животе Шуры не порхали бабочки, и сердце не ухало вниз, к пяткам. Если бы она не пережила большую искреннюю любовь семь лет назад, то ее чувства к Алену, несомненно, были бы другими. Несмотря на то что Сеита уже не было в ее жизни и он никогда не появится в ней вновь, она, самая того не осознавая, стремилась найти такую же страсть. Возможно сейчас, в очередной раз выбирая одиночество, Шура совершала огромную ошибку. Впрочем, если она даст Алену надежду в какой-то другой день, когда она будет не в силах совладать с эмоциями, то это обернется ошибкой гораздо более серьезной.

После ухода Люсии Шура не могла не подумать над своим решением еще раз. Люсия в чем-то была права. Для многих женщин расставание с любящим мужчиной, обеспечивающим комфорт, гораздо сложнее, нежели перспектива в одиночку распоряжаться своей жизнью. Но, с какой бы стороны Шура ни обращалась к поставленной перед собой задаче, и сердце, и разум твердили одно: «Уходи как можно скорее! Иди своей дорогой! Ты справишься. Не бойся. Ты переживала и более трудные времена».

Всякий раз, когда Шура сомневалась в своих решениях, внутренний голос придавал ей сил. Теперь, думая о прошлом, она не могла не вспомнить юную, неопытную, хрупкую и наивную девочку, которой когда-то была. Да, ей многое довелось пережить, и пережитое холодом отзывалось в ее душе.

Утро 1917 года, когда еще в Кисловодске они проснулись утром от звуков стрельбы, пожалуй, ознаменовало неотвратимое. Оно положило начало большевистскому террору, когда красные – солдаты, мародеры, преступники – без разбору нападали на правых и виноватых, выстраивая свой кровавый режим. Впоследствии, в день, когда все усадьбы уже были разграблены, большевики арестовали пятьдесят взрослых мужчин, в том числе генералов. Душераздирающие крики арестованных раздавались над городом; женщины и дети в ужасе закрывали уши. А когда красноармейцы свезли тела арестованных на главную площадь и оставили их там, то все поняли, что было причиной этих воплей: у всех убитых были отрезаны уши, а лица – изуродованы до неузнаваемости. Сразу после этого город взяли в оцепление и обстреляли.

Шура не могла забыть, как они убегали из пылающего Кисловодска, как над головой раздавались выстрелы и как в ушах звенели крики раненых. Горький запах дыма, окутавшего город, до сих пор стоял у нее в носу.

Выйдя за пределы города, они просто шли по дороге, не зная, куда отправятся дальше. И когда к ним галопом подскочили незнакомые всадники, Тина прошептала: «Мы покойники!» Но всадники оказались не большевиками, а белогвардейцами и несли с собою не смерть, а, наоборот, изгнание красных из города. Сестры вернулись домой, но Шура тогда не знала, что возвращается туда в последний раз.

После она помнила себя уже в том ужасном вагоне, в руках чемодан, который наспех собрала мать. Как же тяжело ей дался тот отъезд! Они с Тиной и матушкой обнимались на прощание под грохот канонады, и времени им оставалось все меньше и меньше. Артиллерийский огонь, ведущийся по Кисловодску, отражался страшными отблесками в темно-синем зимнем небе.

Когда лошади тронулись с места, Шура повернулась к отчему дому и провожала его взглядом до тех пор, пока он не исчез. Вместе с домом исчезала любимая семья, исчезали теплые воспоминания, исчезало детство. Шура прикусила губу, чтобы не заплакать.

Добравшись до вокзала, Шура села на поезд и осознала, что она – всего лишь одна из сотен людей, пытающихся избежать смерти. В ее глазах застыл ужас, она не знала, что ждет ее дальше, куда идти и что делать, и, несмотря на то что вагон был переполнен, она чувствовала себя невероятно одинокой. Шура не знала этих людей. Она не была готова к этой поездке, но чувствовала – начинается совсем другая жизнь.