Шуры-муры с призраком

– В ящике была всякая лабудень, заколки, пульт от телика, календарик, носовые платки, ватные диски. Внизу, на полке, газеты разные, сборники кроссвордов, книжка какая-то растрепанная. Сверху будильник стоял, салфетка лежала кружевная, у меня мать такие из ниток вязала. Жесть.

– Похоже, у вас хорошая память, – похвалил его Костин. – Лекарств не видели?

– На память не жалуюсь, – гордо ответил стриптизер, – я артист, приходится текст наизусть заучивать. У всех, кто на сцене выступает, с памятью проблем нет, потому что мы постоянно тренируемся. Не, медикаментов не углядел.

– Белая коробка с красными полосами, на ней нарисована голова с облачком, внутри которого буквы «ZZZ», – подхватила я.

– А-а-а! «Дорминочь», – сообразил Шнапси, – суперское лекарство, сам покупал его, да все классное из продажи исчезает. Нет, снотворное точно не валялось, я бы его взял. Зачем оно мертвецу? А мне пригодилось бы.

Я не стала комментировать замечание Игоря.

– Стакан заметили?

– Возле часов стоял пустой, из него ложка торчала, – подтвердил Артемьев.

– Чистый?

Шнапси пожал плечами:

– На вид да, а там кто знает, я не трогал его.

– Жвачку видели? Ее к стакану приклеили? – не останавливалась я.

– Фу-у! Блевотина! Тем, кто так поступает, надо руки оторвать, – передернулся санитар, – небрезгливый я совсем. Но две вещи видеть не могу: чужие волосы в стоке рукомойника и обжевыш! Нет. На стакане ничего не было.

– Чем пахло в комнате? – задал вопрос Костин.

– Ничем, – удивился Артемьев, – типа чужой квартирой, может, какой-то едой дешевой.

– Духами? – подсказала я. – Восточными, душными, тяжелыми.

– Нет, – возразил Игорь, – я сразу бы расчихался, у меня нос на них нервный.

– Что вы сделали, обыскав тумбочку и полку на стене? – продолжила я.

– Собрался под подушкой пошарить, голову бабе приподнял, увидел на шее шнурок, потянул за него и вытащил ключ, – признался Шнапси, – на нем бирка с цифрой семь моталась. Взял его и поехал в банк, по дороге весь издергался: забрала она бабло, или оно в ячейке?

Вор притих.

– И все? – вкрадчиво спросила я. – Больше ничего? А письмо? Вы не забирали послание?

Глаза Шнапси забегали из стороны в сторону.

– Ох! Совсем забыл! Когда перевернул тело, под ним нашел листок, наверное, тетка его в руке держала или рядом с собой положила. Я бумажку взял, а там написано все, что мужик мне на «исповеди» рассказал. Я унес записку. Случайно. А потом выбросил.

– Тоже случайно? – усмехнулась я. – Или боялись, что тот, кто обнаружит тело, узнает, что у Лауры был капитал? Вы уничтожили послание, чтобы не всплыла информация о долларах.

Артемьев отвел взгляд в сторону, а я продолжала:

– Вам повезло, доллары мирно лежали в сейфе, но как вы попали в зал ячеек? Я держу кое-что в банке, так у меня всегда при входе охрана спрашивает паспорт, заносит в особую книгу данные и просит расписаться. Постороннего человека в депозитарий не пропустят.

Шнапси сам налил воды в стаканчик.

– Не знаю. Я приехал, вижу, банк занимает первый этаж, вошел в холл, там девица сидела, она спросила: «Хотите коммунальные расходы оплатить или счет открыть?» Я ей ключ показал, девушка объяснила: «Спускайтесь на лифте, минус первый этаж».

Я поехал, охраны не видел, попал в комнату чуть больше вашей, в стене дверцы, ячеек немного, открыл седьмую, забрал пакет и спокойно ушел.

– Ну и порядки у них, – возмутилась я.

– Я думал, так везде, – простодушно признался Шнапси, – никогда ничего в банке не прятал, полагал, что это как почтовый ящик в отделении, если ключ имеешь, спокойно содержимое возьмешь.

Глава 28

– Неужели вору кража сойдет с рук? – вскипела я, когда Артемьев покинул кабинет.

Костин побарабанил пальцами по столу.

– Понимаешь, денег как будто нет. Об их пропаже никто не заявлял. Письмо Обжорина, где он рассказывает о получении от заказчика долларов, исчезло. Рассказ Елены Яшиной о том, что она его читала, просто слова.

– Артемьев только что признался, что влез в квартиру Кривоносовой, его видел Юрий Прохоров, – не успокаивалась я.

Вовка встал и включил кофемашину.