Шуры-муры с призраком

– Да ну? – удивилась я. – Григорий Петрович совсем седой, еле передвигается, весь сгорбленный, и с головой беда. Вот не повезло мужчине! Оказывается, он не дряхлый старец.

Леся потянулась к эклеру.

– Отнюдь. Седина не признак преклонного возраста, у некоторых людей она появляется на пороге тридцатилетия. Мне кажется, Григорий Петрович хитрец, наверное, у него есть проблемы с памятью, но он их преувеличивает.

– Зачем? – удивилась я.

Олеся отложила пирожное.

– Евлампия Андреевна, скажите…

– Давайте без отчества, – перебила я, – и… минуточку, откуда вам известно, что моего отца звали Андрей? Никогда не представляюсь по имени-отчеству.

– А я никогда не подхожу к пациентам и не сую им в руки свои визитки, – парировала Леся. – Если позволите, сейчас объясню. Наше общество создано богатым успешным человеком, который десять лет назад потерял жену. Ей сделали подтяжку, случился анафилактический шок, а в клинике не оказалось реаниматолога. Муж добился закрытия медцентра, но пока он воевал с неквалифицированными медиками, понял, как много на рынке пластической хирургии некомпетентных, жадных, гоняющихся только за сиюминутной выгодой людишек, и решил объявить им войну. Так появилось «Общество борьбы с мошенниками». Мы действуем как Штирлицы. Под другими фамилиями тайно внедряемся в клинику, нанимаемся на низшие должности: уборщица, санитарка. Поломойку или тетку с «уткой» всерьез не воспринимают, доктора при ней ведут откровенные беседы. Разве полуграмотная уборщица поймет мудреные медицинские термины? Чего стесняться дуры? Но мы подобным образом собираем много материала, у нас на руках оказываются нужные документы. Сейчас объектом нашего внимания стала «Юность», в этой клинике красоты далеко не все благополучно. Не надо считать нас пираньями, собрав полное досье, мы сначала беседуем с владельцами заведений, предлагаем им исправить ошибки, если они делают правильные выводы, мы их поддерживаем, но, если не обращают внимания на критику, действуем жестко, благодаря нашему обществу несколько медцентров закрылось. У нас прекрасные связи с прессой, многие журналисты охотно оказывают нам помощь, публикуют материалы про обманщиков. Спасение утопающих дело рук самих утопающих. Помните, из какого романа эта фраза?

– Ну конечно, – откусив кусок от корзиночки со взбитыми сливками, ответила я. – Илья Ильф и Евгений Петров «Двенадцать стульев».

– Если чиновникам от медицины плевать на граждан, которых убивают и обирают нечестные пластические хирурги и косметологи, то кто же будет наводить порядок? – вздохнула Олеся. – Вот мы и пытаемся это сделать. Отлично знаю, чем занимается Анна, она подпольно оказывает разные услуги, вам сделала процедуру «Открытый взгляд». Медсестра, даже опытная, не имеет права этим заниматься. Но, повторяю, к постороннему человеку я бы не подошла, а вас решила предостеречь.

Я положила остатки пирожного на тарелку.

– Мы знакомы? Встречались раньше? Не подумайте, что я похожа на Григория Петровича, но совершенно вас не помню.

– Мы видимся впервые, – успокоила меня Леся, – но я о Евлампии Романовой с недавнего времени от Коли Епифанцева постоянно слышу. Он вами восхищается, счастлив, что попал стажером в агентство Вульфа. Я поливала цветы в холле, услышала, как Анна воскликнула «Евлампия!», и мигом сообразила, кто вы. Имя очень редкое.

– В Москве может найтись вторая Евлампия, – улыбнулась я, – вы рисковали.

– Такого же возраста? Навряд ли, – возразила Леся, – а если учесть ваш необычный цвет волос, то это и вовсе невероятно. Минут за тридцать до вашего появления мне позвонил Коля, мы с ним немного поболтали, и он сказал: «Евлампия удивительная женщина, сегодня пришла с оригинальной прической, теперь у нее красно-розовые волосы. Прикинь, ей это очень идет. Расскажу Францу, она в восторг придет». Франц – это его девушка Марина, она под таким ником ведет в Интернете блог про макияж и бьюти-новинки. А еще Николаша показывал фото, сделанное на праздновании юбилея агентства. На вас было очень красивое голубое платье, сидело идеально. Хотя с вашей фигурой можно мешок натянуть, и он прекрасным покажется.

– Коля ваш сын? – поразилась я. – Но ему двадцать семь лет.