Нина будто попала в другое измерение, которое вызывало одновременно трепет, восторг, недоумение. Ее новоявленная свекровь, формально таковой не являвшаяся, но все же… имела странный вкус. Если собственную спальню она превратила в пыльную шкатулку под старину, то в гостиной все было иначе. Здесь для чужих глаз выставлялось все самое ценное. На обеденном столе в самом центре красовались сахарница из позапрошлого века и трехъярусная подставка для десертов. Да такую подставку нужно под стеклом держать в дальнем шкафу, а не выставлять на каждый день! Сахарница была уже со сколами, щербатая, и у Нины сердце кровью обливалось, когда она видела, как небрежно, даже презрительно относится к ней хозяйка дома. К ужину Манана всегда выкладывала столовое серебро – ножи, давно не чищенные, остро нуждавшиеся хотя бы в зубном порошке, вилки с длинными прекрасными зубьями и тяжеленными ручками, ложки – суповые и десертные. Многочисленные вазочки, медные чайники, мельхиоровые подносы, бокалы, небрежно сложенные в раковину, нож для рыбы, похожий на изящный кинжал, – Нина замирала от восторга. Она и предположить не могла, что ее настолько заворожит кухонная утварь. За неделю пребывания в квартире Нина даже похудела – такие тарелки и приборы требовали крошечных порций, изящных кусков и идеально протертого супа.
Мир Мананы – а квартира была именно ее миром, ее пространством – был удивительно непредсказуемым, алогичным, иногда абсурдным, но привлекательным, завораживающим, какими бывают приметы давнего времени, вынужденные существовать в современном мире.
Манана испытывала нежную приязнь ко всевозможным салфеточкам, связанным крючком, жестко накрахмаленным и выбеленным неизвестным науке средством. Льняная скатерть, салфетки для чая, накидки на изголовья кресел – кто их вязал и для чего – для души или испытывая крайнюю нужду, кто терял зрение и наживал мозоли на пальцах, Нина не знала, а Манана лишь загадочно улыбалась, когда Нина спрашивала, откуда появилась такая красота.
– Я тебе все расскажу, всему свое время, – отвечала свекровь с ласковой, как казалось Нине, улыбкой.
Манана любила броские и дешевые домашние украшения – к стене намертво были приколочены голубые птички, которые летели не пойми куда. По соседству громоздились в беспорядке молитвы, написанные на глине, обереги, старые ключи от неизвестных дверей на гвозде, бросовые эстампы. На полу лежал небольшой коврик, весь изъеденный молью, в прогалинах, в потертостях, но любимый Мананой. Моль давно привыкла к апельсиновым коркам и даже не чихала. На современные пластины она тоже не реагировала, поэтому продолжала доедать ковер. Манана боролась с личинками, выбивала ковер на балконе, пшикала на моль спреями, проветривала, выдувала, но моль плодилась, размножалась и не оставляла в покое ковер. Моли было ни жарко ни холодно.
При этом хозяйку совершенно не трогала прекрасная, с точки зрения Нины, лампа, которая стояла на тумбочке. Шнур был давно изношен, перетерт до проводов, его можно было легко заменить на новый, но ни Манане, ни Мераби и дела до этого не было. И Нина спрашивала себя – если она станет официальной невесткой, позволит ли ей свекровь выбросить ковер и починить лампу? Разрешит ли почистить столовое серебро и перестирать шторы? Пока Нина делала осторожные попытки вести хозяйство – протерла пыль в стеклянной витрине и перетерла все чашки и блюдца. Манана стерпела, промолчала, но ходила со своей фирменной приклеенной улыбкой.
Нина не только похудела за эту неделю, но и приобрела дикую, непроходящую головную боль и сыпь по всему телу.
Причина была в комарах, которые целыми стаями носились по квартире. Комары были мелкие, кусачие, наглые. Укусы болели и чесались. Манана утверждала, что комаров не берут современные пластины и средства, которые надо втыкать в розетку, и на ночь зажигала спираль, предназначенную для улицы. Всю квартиру немедленно окутывало едким, вонючим до отупения запахом и дымом. Комары продолжали спокойно летать, игнорируя Манану и Мераби, а нападая только на Нину. Она просыпалась с дурной, тяжелой головой, липкая от пота, после мучительных ночных кошмаров. Нина чесалась не переставая, раздирая места укусов до крови.
– Как странно, – удивлялась Манана, – а меня не кусают. Помажь содой, от соды все проходит, – советовала она.
Нина послушно мазалась содой, но никакого толку не было.
Однажды она не выдержала и без предупреждения пришла в гости к Шушане. Та была не пойми где, ее мальчишки сидели, уткнувшись в экран телевизора.
– А где мама? – спросила Нина.
– Сказала, что скоро придет. – Дети даже головы в ее сторону не повернули.
– Вот, меня комары искусали, – пожаловалась Нина детям. Ей было все равно, кому жаловаться.
– Так сделай крестик, – посоветовал Тенгиз, по-прежнему глядя на экран.
– Какой крестик? – не поняла Нина.
– Ты что? Все знают про крестик! – Тенгиз все же отвлекся от какого-то жуткого мультфильма. – Ставишь крест, и все, больше не чешется. Смотри, как надо.