Шустрая Кэт. Том 1 (СИ)

Эдакий среднего роста, возраста и телосложения человек. Немного седоватый и бесконечно отзывчивый. Особенно хорошо он отзывался на звон монет почему-то.

Каждый житель Квартала Висельников хоть раз в своей жизни бывал в аптеке Ривера. Впрочем, оно и не удивительно. Тут же целители толпами ходят, чтобы лечить по доброте душевной городскую нищету… ладно, шутки шутками, а аптекарь и правда был самым востребованным и уважаемым человеком в Квартале.

Надрывный крик разорвал тишину. И только сейчас в полумраке помещения я увидела, как корчится на простынях в родовых муках женщина. Моя мать.

Сейчас она была моложе, чем призрак, оставшийся в подвале Абрахама Волена. Не так чтобы очень. Но заметно.

Мокрые волосы прилипли ко лбу и шее. Промокшая насквозь от пота рубашка любовно облепила тело. Костяшки пальцев, комкающих простыню, побелели. Потрескались сухие искусанные губы и налились кровью белки глаз. Я подошла ближе, встала почти у самой кровати, но никто меня не заметил, не обратил внимания на мою незабвенную персону.

— Мам?! — позвала я, надеясь (или страшась) всё же, что та откликнется на мой голос.

Но нет. Меня действительно никто не видел и не слышал.

Её крик превратился в вой, и она обессилено упала на постель.

Между её согнутых в коленях ног возилась женщина лет сорока и не самого опрятного вида. Косынка на её голове съехала набок, но, кажется, она этого даже не заметила, сосредоточившись на том, чтобы помочь роженице.

Очередная схватка. Крик, от которого мне стало совсем дурно. Мужчина, сидящий в кресле, вытащил из внутреннего нагрудного кармана трубку, набил табаком и щёлкнул пальцами. По комнате поплыл едкий горький запах дорогого табака. Маг… Но мне было как-то не до него.

Что бы ни произошло в моей жизни, ни за что не буду рожать. Это ж кем нужно быть, чтобы по собственной воле так мучится? Кошмар.

— Ничего не выйдет, — сказала повитуха, поднимаясь на ноги и вытирая руки о передник. — Ребенок лежит неправильно. И я не могу достать до него, чтобы поправить его положение. Нужен маг-целитель или и она, и ребёнок до утра отправятся за Грань.

Мужчина оторвался от чтения, выдохнул клуб сизого дыма и задумчиво посмотрел на повитуху, после на роженицу, видимо, что-то решая. Встал и, бросив книгу туда, где секундой раньше сидел, сказал:

— Так даже лучше. Когда всё закончится, похороните их по-человечески.

На книгу упал небольшой мешочек, звякнули монеты. И, больше ни слова не говоря, он вышел из комнаты.

Повитуха так и осталась стоять, открыв рот.

— Вот с-скотина… — процедила она сквозь зубы, утерев рукой со следами крови нос. — Чтоб тебе пальцы покрутило. Чтоб ты сдох. Чтоб тебе…

Ага. И не только пальцы. В этот миг я прониклась искренней симпатией к этой женщине.

Не прерываясь ни на миг и костеря недавнего визитёра, она снова вернулась к своей работе, не теряя надежды спасти хоть кого-то одного.

— Давай, Сонеа, ты справишься. Не можешь не справиться, — уговаривала она мою мать, пережидая очередную схватку.

Снова скрипнула дверь.

— Пошел к чёрту, нелюдь! — выкрикнула повитуха, не отрываясь от работы ни на секунду.

А вот я могла оторваться. И увидеть человека, мужчину, с ног до головы закутанного в чёрное.

За ним ворвался порыв ветра, который тут же, как голодный пес, слизал огонь на нескольких расплывшихся по столу свечах. Стало темно и мрачно. Ну не то чтобы очень так темно. Пара свечей всё же остались гореть, но всё равно было жутковато.

Полумрак сделал своё дело.

Когда гость откинул капюшон, я уже мысленно готовилась к тому, что увижу самого рогатого во плоти.

Но нет. Худое лицо, поросшее щетиной, синяки под глазами, кажется, гость либо очень-очень уважает тасаверийскую траву, либо не спал толком минимум неделю. Тонкий острый, как клюв дятла, нос и тонкие синеватые губы. И всё бы ничего, симпатичный мужик, если бы не абсолютно чёрный, словно тьма на дне Ада, цвет глаз. Некромант. Ну, мама… нехорошо врать маленьким, с магами она не водится. Ну да, конечно.

— Очень гостеприимно, — ухмыльнулся он. — А мне казалось, что здесь просили о помощи.

— Вон пошёл!! — совершенно не своим голосом прокаркала мать, поднимаясь на локтях.

— Упрямая, гордая дурочка Сонеа, готовая убить себя и ребенка, чтобы показать, какая же она независимая. Не удивила ни на грамм.

— Я тебе не циркач, чтобы удивлять!! — прорычала она, и лицо её исказилось в попытке сдержать очередной приступ боли.

Мужчина ухмыльнулся и, совершенно не обращая внимания на возмущение матери моей, расстегнул застежки плаща, сбросил его просто на кресло поверх той самой книги и кошеля с монетами для похорон. Плащ, напитанный влагой, противно плюхнулся в кресло и зарыдал большими каплями, что тут же собирались в лужи прямо под креслом. Там что, ливень или потоп на улице? И тут же за окном громыхнуло так, что задребезжали стёкла в рамах.

Некромант же стащил перчатки, что последовали за плащом. После вымыл руки в тазике, стоявшем чуть поодаль на небольшом журнальном столике, при этом закатав рукава выше локтей.