– А вы мне нравитесь! – Она отступила на полшага и окинула меня восхищенным взором. – Он, конечно, говорил, что вы крупный мужчина, но я не думала, что вы такой огромный... Тревис. Или Трев? Кажется, он называл вас Трев. А меня друзья зовут Ли. Милый Трев, меня уверяли, что вы угрюмый, порой даже опасный, но я вижу, что вы чертовски привлекательны!
– Вы тоже ничего себе, – отозвался я.
– Это так замечательно, что вы согласились мне помочь!
– А я еще не согласился.
На мгновение она замерла, по-прежнему улыбаясь и позволив рассмотреть себя во всех подробностях. Зубы у нее были ослепительной белизны, зеленые глаза отливали сейчас янтарным блеском. Красивый изгиб золотисто-рыжих бровей; более темные, удивительной длины ресницы, чуть заметный пушок над верхней губой. Необычное, такое знакомое по экрану лицо с чуть заостренными чертами – очень чувственное, его не спутаешь ни с каким другим. Чуть склонив голову, она смотрела на меня сквозь густые ресницы, а золотисто-рыжие волосы справа чуть свесились ей на лицо. И я вдруг понял, кого она мне напоминает. Лисицу! Шуструю рыжую лисичку.
Как-то раз, уже давно, весной в горах Адирондак я наблюдал за одной лисой в период течки. Она бежала прямо перед лисом быстро и пружинисто: свернутый колечком хвост – торчком, зубки оскалены, язык высунут – и все время оглядывалась, проверяя, бежит ли за ней лис.
Вдруг Лайза Дин резко повернулась и пошла к камину.
– И все-таки вы мне поможете, – тихо сказала она.
Я последовал за ней. Усевшись на небольшую кушетку, она вытянула ноги и взяла сигарету из коробки на столе. Я помог ей прикурить. Она выпустила дым из изящно очерченных ноздрей чуть заостренного носика и, когда я сел в большое кресло, развернутое вполоборота к кушетке, улыбнулась мне.
– А вы не похожи на других, Трев Макги!
– Чем же, Ли?
Пожав плечами, она пренебрежительно хмыкнула.
– Вы не говорите того, что я привыкла слышать: «Ах, в этом фильме вы замечательны! А вот в этом просто восхитительны! Я смотрю все картины с вашим участием! Ив жизни вы смотритесь еще лучше, чем на экране! В самом деле!» Ну и все в этом духе.
– Я все это произнесу, когда буду просить у вас автограф.
– Слушайте, вы и правда какой-то угрюмый! Или боитесь показать, что я произвела на вас впечатление? Или вам и впрямь все безразлично? Меня это как-то выбивает из колеи, дорогой.
– Ваша мисс Хольтцер выбила меня из колеи таким же образом.
– Дэна – прелесть. Она-то как раз сразу доводит до вашего сведения, когда что-то производит на нее впечатление. Я подумал, что именно этого-то я и не заметил.
– Что ж, будь по-вашему, – сказал я. – В этом фильме вы замечательны, а в том – просто восхитительны! А в жизни вы еще лучше!
Она снова замерла. А я подумал о миллионах мужчин, которые, глядя на нее в кино, умирали от желания, мысленно раздевали ее, покрывая страстными поцелуями восхитительные бедра. Интересно, как она относится к столь массовому и безымянному вожделению? Она ведь так дорого платит за него. Ведь в течение многих лет она обязана сидеть на диете и соблюдать строжайший режим, ее мнут, гнут, натирают до блеска и вышколивают, заставляя находиться в наилучшей форме. Какую же энергию и железную волю надо иметь, чтобы это выдерживать годами. Глядя на нее, легко можно поддаться обманчивому впечатлению и поверить, что, будучи неким секс-символом, она в отличие от обыкновенных женщин способна вызвать непередаваемые чувства, исступленный экстаз, невероятно сильные и глубокие страсти, невыносимые любовные страдания. Хотя, по всей вероятности, это только мираж.
– Извините, пожалуйста, я на минутку, – вежливо проговорила она и метнулась в гардеробную. Изящная, по-девичьи порывистая. Вернулась она с большим коричневым конвертом в руках и положила его на стол рядом с коробкой сигарет.
– Вон тот большой сундук – это бар. Если захотите что-нибудь выпить, то и мне налейте хереса. Только полбокала, пожалуйста.
Когда я направился к бару, она произнесла, чуть повысив голос:
– Знаете, это так ужасно трудно – решить, с чего начать. И не похоже, что вы собираетесь облегчить мне эту задачу.
– Просто расскажите мне, в чем проблема. Вы же Уолту рассказывали, ведь так?
– Кое-что. Но вы, как мне кажется, пожелаете... узнать все.
– Если хотите, чтобы я вам помог.
Пока я нес напитки, она воскликнула:
– Быть знаменитостью! Если бы все, кто об этом мечтает, знали, что это такое! Становишься просто мишенью для всяких грязных интриг! Нет, в самом деле! Все кругом стремятся поживиться за твой счет. Шагу не сделаешь просто так! – Она выпила вино.
Это была уже новая роль. Да уж, страдающая знаменитость, ответственность перед публикой... Я сел в кресло.
Она печально улыбнулась мне: