Шут

Управляющий передал мне поручение своего господина как следует подготовиться к празднеству, на котором я должен был предстать в роли главного забавника. Жена Болдуина, Элоиза, прослышав о моем триумфе, также выразила желание увидеть нового шута.

Мое первое настоящее испытание!

В назначенный день весь замок гудел, как растревоженный улей. Целая армия слуг, одетых по случаю торжественного события в пурпурно-белые туники, занималась тем, что расставляла на столах лучшую посуду и красивые подсвечники. На лужайке распевали менестрели, камины загружались поленьями, из кухни доносились соблазнительные ароматы: там жарили гусей, поросят и баранов.

Я провел весь день в подготовке к дебюту. Приближалось время первого выхода, первого настоящего выступления, от которого зависело слишком многое. Я жонглировал, кувыркался, вертел посох и повторял лучшие истории и шутки.

И вот наступил вечер. Нервничая, как жених перед брачной ночью, я направился к большому залу. Четыре длинных стола заполняли почти все свободное пространство; каждый был застелен тонкой льняной скатертью, на каждом красовались изящные подсвечники с выгравированным на них гербом герцога.

Прибывающих гостей встречали пением труб. Я подскакивал к каждому и объявлял его имя, добавляя тот или иной забавный эпитет.

– Его непристойность, герцог Луарский, и его очаровательная племянница... э... супруга, госпожа Кати.

Главным было пройтись по мужу и сказать приятное жене, какой бы простушкой она ни была. Все знали об этом и подыгрывали.

Только после того как все гости расселись по местам и зал наполнился, появился хозяин замка с супругой. Одного взгляда на них было достаточно, чтобы понять – герцог женился не ради красоты. Пара прошествовала через зал, причем Болдуин вел себя совершенно непринужденно, обнимаясь с одними гостями и перебрасываясь шутками с другими. Элоиза раздавала реверансы и принимала похвалы. Они заняли место во главе самого большого стола.

Выждав, пока все рассядутся, Болдуин поднялся и взял кубок.

– Приветствую всех. Сегодня будем веселиться. Двор обогатился новым стадом, а из Боре прибыл новый шут. Хью постарается развлечь нас, а не то...

– Я уже слышала о нем от мужа, – добавила госпожа Элоиза. – Может быть, он задаст тон празднику парой шуток.

Я набрал в легкие побольше воздуха и, гримасничая и кривляясь, подбежал к главному столу.

– Постараюсь, госпожа.

С этими словами я запрыгнул на колени к какому-то толстяку, сидевшему в середине ряда, и, погладив его по бороде, воскликнул:

– Для меня большая честь выступать для вас, ваша светлость. Я...

– Эй, шут, мы здесь! – окликнула Элоиза.

– Да ну? – Я спрыгнул с колен толстяка. – Конечно, госпожа. Должно быть, меня ослепила ваша красота. Настолько, что я уже ничего не вижу.

Несколько человек засмеялись.

– Вряд ли столь мелкая лесть могла заставить толпу выкрикивать твое имя, – заметила супруга герцога. – Может быть, это я ослепла. Может быть, перед нами не Хью из Боре, а наш фигляр Палимпост?

Остроумие хозяйки пришлось по вкусу собравшимся. Даже я поклонился, отдавая ей должное.

Оглядевшись, я заметил в конце стола жадно присосавшегося к кувшину с элем пузатого священника и хлопнулся на скамью рядом с ним.

– Тогда послушайте одну историю... Некий горожанин пришел к священнику на исповедь и сказал, что хочет покаяться во множестве грехов.

Пузатый поднял голову.

– Покаяться? Мне?

– Посмотрим, святой отец, что вы скажете в конце. Для начала сознался в том, что обокрал друга, но добавил, что еще раньше друг украл у него вещь примерно такой же стоимости. "Одно поглощает другое, – ответил священник, – так что этот грех тебе отпущен".

– Верно, – кивнул мой пузатый сосед.

– Затем, – продолжал я, – прихожанин сказал, что избил палкой соседа, но и сам получил полновесную долю тумаков. "И снова грехи накладываются один на другой, – ответил священник. – Ты ничего не должен Господу".

Но напоследок грешник припас кое-что такое, что никак не могло сойти ему с рук. Он сказал, что совершил еще один грех, о котором стыдится даже упоминать. В конце концов священник вырвал у него признание. "Однажды, – пробормотал он, – я отымел вашу сестру, святой отец".

"Мою сестру! – взревел священник, и прихожанин почувствовал, что уж теперь-то испытает на себе силу Божьего гнева. – А я несколько раз поимел твою мать, – признался святой отец. – Так что мы оба прощены".

Гости захлопали и засмеялись. Мой смущенный сосед огляделся и присоединился к остальным.

– Давай еще, шут, – крикнула госпожа Элоиза, – в том же духе! – Она повернулась к Болдуину: – Где ты прятал такое сокровище?

Общее настроение заметно улучшилось. Подали первое блюдо – лебедя, гуся и поросенка. Слуги поспешно наполнили кубки и кувшины.

Я подскочил к одному, принесшему на подносе куски жареного мяса, и принюхался.

– М-м-м, восхитительно. А знает ли кто разницу между острым и вкусным?

Гости, переглядываясь, пожимали плечами. Я подошел к юной, смущенно краснеющей даме.

– Острое – это то, что колется, а вкусное – то, что хочется попробовать еще раз.