Шут Лира

Дон Нигро Шут Лира

Один персонаж, Махони[1], актер, в круге света на старой сцене, где возможно, стоят сундуки и разбросана бутафория.

(ДЖЕЙМС МАХОНИ, актер, в круге света на старой сцене, возможно, среди сундуков и бутафории. Надвигается гроза. Он, конечно, выпил, но полностью владеет собой).

МАХОНИ (поет).

В дни юности сердце играло,
Почуя, что дождик пойдет…[2]

(Пауза). Подождите. Не та пьеса. Но нет. Вообще-то это в двух пьесах, так? В комедии и в трагедии. Вопрос в том, какая что? Когда ты в комедии, ищи трагедию. Когда ты в трагедии, ищи комедию. Когда в проблемной пьесе, ищи решение, но не прикидывайся, будто нашел его. Самая ужасная трагедия – потеряться не в той пьесе. На самом деле такое случалось со мной не один раз. Макдаффи, играя Лира, вдруг перескакивает в «Отелло», и я должен придумывать фразу, которая прозвучит так, словно написана Шекспиром, и вернет нас к нужному месту в нужной пьесе. Это одна из причин, по которым он не расстался со мной. Я умел это делать, даже когда мы оба были пьяны. (Поет):

Как с гуся вода все сбегало,
Ведь день без дождя не пройдет.

(Пьет). Высказываются противоположные мнения насчет того, есть или нет музыка в аду, а если есть, то какая музыка? Мы наверняка знаем, что волынки там есть: Иероним Босх не стал бы врать по столь серьезному поводу, да и в любом случае, гореть в огне и слушать волынки – для меня это точно ад. Но мой собственный ад состоит в том, что не получается у меня многое выбросить из головы. Смесь Шекспира и горя. (Поет):

Ведь день без дождя не пройдет.

(Пьет). Могу точно сказать вам, что здесь, в чистилище заблудших душ, которое загадочным образом напоминает театр, дождь идет каждый день. И всегда надвигается гроза.

Давайте предположим, что у нас апрель 1594 года, и слуги Королевы и Суссекса вместе играют спектакль по пьесе «Король Лир» в театре «Роза», к югу от реки. Вероятно, моль съела развалину, долгие годы вонявшую репертуаром слуг Королевы. Двумя столетиями позже Лев Толстой объявит, что это была куда лучшая пьеса, чем версия Шекспира[3], вот вам и доказательство, что великие романисты могут быть так же глупы, как и театральные критики. Но Шекспир наверняка увидел что-то в этой пьесе, потому что в 1605 и 1606 годах работал над собственной версией этой истории. В последние годы он был все более одержим потерянными и найденными женами и дочерями, в «Короле Лире», в «Перикле», в «Зимней сказке», в «Буре». В темном, треснувшем зеркале навязчивостей великого человека мы иногда можем увидеть смутное отражение нашей собственной жалкой душевной боли. Одним из персонажей, добавленных Шекспиром к этой истории, стал Шут. В старой пьесе король говорит: «Я в чем-то схож с пеликаном». У Шекспира Лир говорит: «Ведь это я зачал подобных пеликана дочерям»[4]. И есть много других параллелей, предполагающих, что старая пьеса таилась где-то в сознании Шекспира, когда он писал собственную. Большинство слов и образов из старой пьесы отзываются эхом в пьесе Шекспира в тех картинах, когда на сцене персонаж, именуемый Кентом. Отсюда и предположение, что Шекспир, возможно, играл этого персонажа. Самая трудная роль – быть персонажем в собственной пьесе. Бог пытался, и его распяли.

Четыре раза за свою жизнь Плотий сумел представить себе образ Бога. Бог всякий раз выглядел одинаково? Или делал стрижку? Отращивал усы? Менял пол?

Божьи соглядатаи.

Ест мои глаза.

Яркие мотыльки.

У меня случались провалы памяти. Кто я? Где я? Я во Франции? Мне так повезло? Какую пьесу мы играем сегодня? Опять проклятую? Это ад. Титульная страница первого кварто: «"Г-н Уильям Шекспир: его правдивая хроника истории жизни и смерти короля Лира и его трех дочерей, с несчастной жизнью сына и наследника графа Глостера Эдгара, принявшего мрачный облик Тома из Бедлама, как это игралось перед его королевским величеством в Уайтхолле в ночь на святого Стефана во время рождественских праздников слугами Его величества, обычно выступающими в "Глобусе" на Бэнксайде в Лондоне". Отпечатано Натаниэлем Баттером и должно продаваться в его магазине на Полс Черч-ярд около Сент-Остинс Гейт. 1608».

Обратите внимание, я даже не упомянут. И во многих невероятно глупых постановках Шута просто вычеркивали из пьесы. Но как изобретательному таракану, мне всегда удавалось найти способ вернуться. Что бы там ни говорил Толстой, без меня пьеса не складывалась.