Шут

Шуту очень хотелось напомнить принцессе, что у нее еще есть младший брат, который собственно и наследует всем этим великим таргалам. Но он смолчал. В конце концов, те воины, что пришли с Нар в Золотую, в самом деле были преданы ей до последнего вдоха. И их было вполне достаточно, чтобы взять Золотую, тем более, что Солнечный Чертог — сердце города — давно пал перед колдовской силой принцессы.

Они выехали к рыночной площади, где, как обычно, несмотря на ранний час, стоял несмолкаемый гомон — здесь продавали и покупали почти все, что можно было найти в Золотой. Поговаривали, что даже людей, хотя никаких доказательств королевские соглядатаи не могли найти. Но… воду в шапке не удержать, раз слухи ходят, значит и основание для них имеется.

Мимо прошел мужичок с двумя козами на веревке, а следом за ним — закутанная в платок молодая крестьянка, несущая корзину яиц. Нар проводила ее небрежным взглядом, вероятно, сравнила с собой и нашла недостойной. Кто их разберет, этих тайкуров, что они думают о других…

— Обойдем стороной, — сказал Шут, — а то знаю я вас, женщин, потом до конца дня не вытащу тебя из этой толкучки.

— Твоя правда, — вздохнула Нар. Сейчас она действительно казалась просто девчонкой, и Шуту сложно было представить, что уже возможно завтра под ее боевой клич взовьются в небо черные тайкурские знамена, и сотни воинов, как один, ринутся в атаку на людей, которые уже давно стали народу Закатного Края как братья. Белые Острова… Воплощение чести и совести… — Но давай заглянем хоть в оружейный ряд, — не удержалась Нар. — У тебя, я заметила, нет доброго клинка. Или ты его прячешь в своих покоях? Наверняка Руальд давно подарил тебе какой-нибудь славный меч. А я подарю кинжал. Хочешь? Я знаю толк в стали, умею выбирать.

— Нет! — ответ сорвался прежде, чем он успел подумать.

Шут сам не знал, отчего так отчаянно не выносил всякую заточенную сталь. Но одна мысль о том, чтобы владеть ею вызывала у него отвращение. Раньше он, правда, носил при себе небольшой нож, тот самый, которым хотел спороть в Улье манжеты с бубенцами. Но это был короткий, почти детский клинок, который годился только для хозяйственных нужд вроде нарезки хлеба или мяса. А потом и он пропал, когда тайкуры схватили Шута на пристани.

И подачки этой маленькой ведьмы ему вовсе не нужны!

Чего доброго, так она скоро решит, что и королевского шута приручила подобно Руальду.

На миг ему стало жутковато. А вдруг — правда? Вдруг она уже околдовала его?

Шут сердито тряхнул головой так, что мохнатая шапка съехала до самого носа. Нет! Он еще в своем уме. Он по-прежнему предан королю и королеве. И будь проклята эта девчонка!

— Пошел! — Шут что есть силы ударил пятками коня и, не оглядываясь, ринулся в одну из узких улочек, убегающих от площади в сторону моря.

Он гнал, не разбирая дороги, забыв о коварных наледях, на которых безымянный серый жеребец из королевских конюшен лишь чудом не оскользнулся.

На берегу Шут спешился и устало сел на песок. Море бушевало, швыряя на берег грязные клочья пены.

Нар не отстала от него. Выскочив из переулка, она спрыгнула со своей кобылы и налетела точно ураган:

— Что с тобой случилось, шут? Ты решил переломать нашим лошадям ноги? Какие бесы вселились в тебя?! Или ты обезумел? Ваш дрянной город не создан для таких скачек!

'Нет, я не обезумел… Я пока еще хозяин своего ума. И тебе не лишить меня моей воли… — Шут не смотрел на принцессу. Нелепая тайкурская шапка опять сползла до самых глаз, и он сорвал ее с головы, отбросив в сторону. — Проклятье! Я опять простужусь… Бедный Архан, ему уже надоело со мной возиться'.

Нар молча подняла шапку, напялила ее на Шута.

— Глупец, — и села рядом. Почти бок о бок.

— Я ненавижу тебя, — прошептал он.

Там на башне с ним случилось нечто, не поддающееся описанию. Как будто кто-то со всего размаха вдребезги сломал стену, отделяющую его от целого мира. Мира, который всегда был рядом, но оставался невидимым, непознаваемым. Кое-как собрав себя обратно в привычные рамки осознания, Шут вернулся в спальню и до вечера сидел, уставясь на огонь в камине. Мирта принесла ему горячей похлебки с кухни и, как обычно, без единого слова поставила рядом. Она развесила мокрый от снега плащ и подтерла лужи, набежавшие с сапог. А потом, стараясь не попадаться хозяину комнаты на глаза, до темноты вдохновенно выгребала пыль из тех углов, где раньше громоздился Шутов хлам.

То-то старшая горничная, наверное, обрадовалась…

Перед уходом Мирта робко спросила, не нужно ли господину еще чем помочь. Шут вздохнул и сказал, чтобы с завтрашнего дня только она приносила ему теплую воду и растапливала камин по утрам. Девушка удивленно подняла брови, но если она и хотела задать какой вопрос, то так и не решилась. Служанка выглядела усталой, волосы выбились из-под чепца, на лице остались подтеки от грязной воды.

Однако же она перестала прятать глаза и смотрела на него открыто. Шут улыбнулся ей на прощанье, да только это вряд ли было замечено — Мирта выходила из комнаты, почти ничего не видя за горой грязного белья, что она охапкой держала в руках.