Шутиха

— Почему бы и нет? — пожал плечами тот.

— Прошу вас, Алевтина Бенциановна.

В следующий момент из-за кафедры выкатился знакомый колобок в очках:

— Деточка, не могли бы вы встать?

Верзила нехотя поднялся. Монументальная спина его явственно излучала: “Ну и?..”

— А теперь, деточка, подпрыгните и издайте “кукарек”.

— Что?!

— Издайте “кукарек”. И оторвите ваш организм от земли. Сдавленные смешки. Верзила угрожающе оглядел класс, собрал мысли в кулак — и вдруг, отчаянно завопив кочетом, косолапо взвился в воздух. От грохота приземления едва не вылетели стекла.

— К сожалению, деточка, в шуты вы не годитесь. — Алевтина Бенциановна осталась серьезной, как портрет Авраама Линкольна на соответствующей купюре.

— Почему?!

— По кочану. Исполнение наивное, но убедительное, зато оценочное время — ни к черту. Четыре с половиной секунды. Истинный шут реагирует сразу. Спонтанно. Не задумываясь, не оценивая, не прикидывая последствий. Юрист из вас, охотно верю, выйдет вполне приличный, а вот шут...

Звонок ворвался в класс, как перепуганный котенок со связкой банок на хвосте. Будущие зубры юриспруденции загалдели, вскакивая с мест, обступая гостей, расспрашивая о чем-то... Велев Юре обождать пять минут, Шаповал решительно протолкалась к Заоградину.

— Добрый день.

— Здравствуйте. Рад вас видеть. За сыном приехали? Осведомленность менеджера неприятно удивила. Нет, хитрец не собьет ее с мысли!

— В субботу имела честь наблюдать вашего сотрудника. Вместе с моей дочерью. И должна заметить, что крайне разочарована. Это вовсе не смешно! Глупо, развязно и... пошло! Мне ли вам объяснять, что шут должен быть смешным? А этот ваш...

Заоградин понимающе смотрел на нее. С добрым, спокойным сожалением.

— А мне ли объяснять вам, милейшая Галина Борисовна, что в обязанности шута входит развлекать не вас, а свою хозяйку? В данном случае — вашу дочь. Он должен быть смешным для нее. А отнюдь не для вас или ваших друзей. Это не входит в его обязанности.

—Но...

— Если мы спросим Анастасию Игоревну, она подтвердит ваши выводы?

Всю обратную дорогу она молчала. Видя настроение матери, Юра не приставал с разговорами.

ИСТОРИЧЕСКОЕ ОТСТУПЛЕНИЕ

"Наиболее известным шутом Ивана Грозного был князь Осип Гвоздев. Штат придворных шутов при Петре Первом насчитывал двадцать четыре человека; созданный царем “всешутейший и всепьянейший собор” во главе с “князем-папой” Петром Ивановичем Бутурлиным объединял ближайших сподвижников государя. Особо был знаменит шут Иван Алексеевич Балакирев. Затем его шутовские таланты оказались востребованы в царствование императрицы Анны Иоанновны, после возвращения Балакирева с каторги. Как писал историк М. Семевский, в это время “шпионство и шутовство были верные пути если не к почестям и спокойной жизни, то к богатству, надо сознаться, многие русские дворяне охотно пользовались этими средствами к достижению желаемых целей”

Не следует ли из этого, о читатель, что расцвет шутовства вокруг правителя, влекущий презрение этических императивов и приличий, косвенно связан с “эпохами перемен”

Искренне твои, Третьи Лица

Летний день, как опытный дирижер, раскладывал город по партиям: движение — струнные, звук — духовые, запахи — рояль, настроение — ксилофон с бесконечной лентой тонких звучащих пластин... Вот тут-то, в ксилофоне настроений, крылся тайный диссонанс, быть может, малозаметный неискушенному слушателю, но бритвой режущий слух дирижеру-дню. Правда, день еще не решил, кто он: Дюк Эллингтон или, к примеру, Оган Дурьян? — и, соответственно, что именно будет звучать: “Praise God” с баритон-саксофоном Карни или “Сон в ночь шабаша” Берлиоза, композитора, трагически погибшего на Патриарших прудах. Такие колебания не подобают существу, живущему вечностью в двадцать четыре часа, но все равно город-оркестр звучал возвышенно, голоса сливались в едином порыве, создавая атмосферу пронизанного солнцем мегаполиса; и мелкий, но досадный диссонанс раздражал знатоков гармонии.